Магистраль Вечности - Клиффорд Саймак

Кашинг полез под нависшие ветви. Протиснувшись вперед, он добрался до упавшего робота, присел на корточки и огляделся.

Он помнил изображения роботов в библиотечных журналах, сделанные еще до того, как появились первые настоящие роботы. На рисунках были громадные, неуклюжие, стальные, двуногие существа, которые, несомненно, передвигались бы с громким лязгом. Ролло был совершенно на них не похож. Это было стройное создание, почти худое. Массивные широкие плечи, голова чуть больше, чем надо. Затем корпус сужался, переходя в тонкую талию, чуть расширяясь в тазе, чтобы было куда вставить шарниры ног, стройных и аккуратненьких, при взгляде на которые Кашингу вспомнились ноги оленя. Одну из них придавило тяжелым суком дерева, отвалившимся от исполинского клена, когда тот рухнул на землю. Сук имел больше фута в диаметре.

Ролло заметил, что Кашинг разглядывает сук.

– Я мог бы поднять его и вытащить ногу, но не в состоянии изогнуться, чтобы ухватиться за него.

– Сейчас посмотрим, что можно сделать, – сказал Кашинг.

Он пополз вперед на четвереньках и сунул руку под сук. Попытавшись приподнять его, он понял, что сможет лишь чуть-чуть его сдвинуть.

– Попробую поднять, – сказал он. – Я подам знак, а ты выдергивай ногу.

Кашинг подобрался поближе, удобнее расставил колени, наклонился и просунул под сук обе руки.

– Давай! – проговорил он, поднатужился и чуть-чуть приподнял сук. Он снова потянул его вверх.

– Я свободен, – сообщил Ролло. – Тебе почти не пришлось сдвигать его.

Кашинг осторожно отпустил сук, и тот упал на землю. Ролло ползал по земле. Он вытащил из-под кучи листьев кожаную торбу, поискал еще и нашел копье с железным наконечником.

– Прежде я не мог до них дотянуться, – объяснил он. – Когда этот сук упал на меня, я их выронил.

– Как ты? – спросил Кашинг.

– Разумеется, в исправности, – ответил робот. Он сел, обхватил пострадавшую ногу руками и осмотрел ее. – Ни вмятины. Прочный металл.

– Может, расскажешь, как ты угодил в такой переплет?

– С удовольствием. Я шел, когда началась буря. Я не очень беспокоился: небольшой дождь не повредил бы мне. Но потом ударил торнадо. Я услышал его приближение и попытался убежать. Но, наверное, попал в самый центр урагана. Вокруг трещали деревья. Меня начало поднимать ветром, потом снова бросило наземь. Я упал, растянулся. Тут-то меня и придавило. Сук отломился и прижал меня. А потом все кончилось, буря прошла, но я не мог двинуться. Поначалу я подумал, что это лишь маленькое неудобство. Я был уверен, что сумею освободиться. Но, как видишь, это оказалось невозможно.

– Давно это случилось?

– Могу сказать абсолютно точно. Я считал. Восемьдесят семь дней назад. Что меня беспокоило, так это ржавчина. В торбе у меня было немного медвежьего жира…

– Медвежьего жира?

– Да, медвежьего жира. Сперва убиваешь медведя, потом разводишь костер и вытапливаешь жир. Вообще-то любой жир годится, но медвежий лучше всего. Где еще достать жир, если не у животных? Когда-то мы пользовались продуктами переработки нефти, но их нет уже много столетий. Животный жир – дрянь, но за неимением лучшего… О таком теле, как у меня, надо заботиться. Нельзя допускать, чтобы оно начало ржаветь. Металл хороший, но ржавчина все равно может появиться. Восемьдесят семь дней – чепуха, но я попал бы в беду, если б ты не проходил мимо. Я решил, что когда-нибудь дерево сгниет и я освобожусь. Но на это могло понадобиться несколько лет. Не знаю, сколько уж. Да и скучно было лежать: все время перед глазами одно и то же. Поговорить не с кем. У меня была Трепещущая Змейка, она годами вокруг меня вилась. Ничего не делала, ни на что не годилась, конечно, только крутилась вокруг и наскакивала, словно играя. Но когда меня зажало под деревом, моя трепещущая старуха исчезла, и больше я ее не видел. Останься она со мной, была бы какая-никакая компания. Хоть было бы на что посмотреть. И я мог бы говорить с нею. Она никогда не отвечала, но я много с ней разговаривал. А едва меня прищемило, она погасла, и поминай как звали.

– Если не секрет, что такое Трепещущая Змейка?

– Я не знаю, – ответил Ролло. – Я только одну-то и видел. И никогда не слыхал, чтобы кто-нибудь видел их прежде. Так, пустячок. Просто сияние. Она не ходила, не бегала, а только сияла в воздухе, все время поблескивая искорками. На солнце блеск был плохо виден, но ночью это смотрелось красиво. Никакой формы, ничего такого. Просто сияние, танцующее в воздухе.

– И ты понятия не имеешь, что она такое и откуда явилась? И почему была с тобой?

– Иногда я думал, что она – мой друг, – ответил Ролло, – и это меня радовало, поскольку, как я уже говорил, мистер, я, вероятно, последний из роботов, и нельзя сказать, что у меня друзей полно. Большинство людей видит во мне лишь возможность пополнить коллекцию мозговых кожухов. Роботы, да будет тебе известно, настроены так, чтобы никого не убивать и не применять никакого насилия. Это заложено в нас. Вот почему роботов не осталось. Они позволяли загонять и убивать себя, даже пальцем не шевельнув, чтобы защититься. Или же они прятались и начинали ржаветь. Если даже им удавалось достать какую-нибудь смазку, запаса хватало ненадолго, и тогда они ржавели и им приходил конец. Только мозговые кожухи не ржавели. И через много лет какой-нибудь прохожий находил их.

Ну вот, значит, когда мой небольшой запас смазки весь вышел, я посовещался с собой и сказал себе, что это глупое непротивление роботов, возможно, годилось при старых порядках, но при новых – не имеет смысла. Я рассудил, что смогу достать животный жир, если только сумею заставить себя убить. Перед лицом гибели я решил, что нарушу запрет и буду убивать ради жира. И что убивать надо именно медведей, потому что у них полно жира. Но это было непросто, скажу я тебе. Я смастерил копье и упражнялся с ним, пока не научился пользоваться, потом отправился убивать медведя. Как ты, вероятно, догадываешься, я потерпел неудачу, ибо просто не смог сделать этого. Все вроде готово, но внутри какая-то вялость. Может, сам я никогда и не набрался бы храбрости. К тому времени я уже изрядно пал духом. У меня появилось несколько ржавых пятен, и я понял, что это – начало конца. В один прекрасный день я уж совсем было сдался, но тут меня заметил в горах большой гризли. Не знаю, что с ним случилось. Он был какой-то психованный, и, должно быть, неспроста. Я часто думал, в чем дело. Может, у него зубы болели или заноза в лапе торчала. Теперь-то уж не узнать. Возможно, мой вид напомнил ему о чем-то неприятном. Так или иначе, не успел я оглянуться, как он напал на меня. Взъерошился весь, пасть разинул, заревел и давай когтищи выставлять. Наверное, будь у меня время, я бы повернулся и убежал. Но времени не было, да и бежать оказалось некуда. А потом, когда он уже почти сидел на мне, мой страх вдруг сменился яростью. И когда он набросился на меня, я подумал: «Ах ты, сукин сын. Может, ты даже покалечишь и сломаешь меня. Но я тоже покалечу и сломаю тебя». Я это хорошо помню. И еще я хорошо помню, как я в ярости поднял копье и бросился ему навстречу. Что было потом, почти ничего не помню. Все было размытым, как в тумане. Когда у меня в голове прояснилось, я стоял на ногах, весь залитый кровью, с окровавленным ножом в руке, а медведь лежал, и в глотке у него торчало мое копье.