Мир чудес - Робертсон Дэвис

Когда она собралась уходить, я ринулся за такси, но меня опередил Холройд — он явно был в лучшей форме. Вероятно, он все это время просидел в баре. Мы оба помогли ей сесть в машину. Я, кажется, помню, что один мой туфель был на тротуаре, другой — на мостовой, и я никак не мог понять, что случилось с моими ногами, а когда машина отъехала, Холройд взял меня под руку и повел назад в бар, где мы устроились в уголке со старым Франком Муром.

«Она потчевала его советами и джином с тоником», — сказал Холройд.

«Теперь ему нужно старую добрую пинту портера пополам с элем — тогда он быстро очухается», — сказал Франк и сделал знак бармену.

Они вроде бы знали, что на уме у Миледи, и изъявляли готовность объяснить это на понятном мне языке, что было очень мило с их стороны. По их словам, все было очень просто: я должен подражать сэру Джону, но делать это элегантнее, чем прежде. Получалось, что я должен подражать великому актеру, который подражает жившему в восемнадцатом веке джентльмену, подражавшему персонажу комедии масок, — проще не придумаешь. Я же все делал слишком, к чертям собачьим, быстро, поверхностно — дешевка. А потому я должен все это бросить и уловить ритм сэра Джона.

«Вот этого ритма я как раз и не понимаю, — сказал я. — Я, пожалуй, знаю о ритме в жонглировании. Держишь ритм — значит, все у тебя под контролем и можешь не беспокоиться: ты ничего не уронишь, потому что все идет как надо. Но что такое этот чертов человеческий ритм? Это что, как в танце?»

«Нет-нет, танцы, которые ты знаешь, тут ни при чем, — ответил Холройд. — Впрочем, это и в самом деле немного похоже на танцы. Но не на чарльстон и не на всю эта дерготню. Скорее, на этакую изящную разновидность сложного, понимаешь, ритма».

«Ничего не понимаю, — сказал я. — Я должен воспринять ритм сэра Джона. А сэр Джон перенял свой ритм у того, кого называют Хозяином. Какой такой Хозяин? Что, в театре полным-полно Хозяев?»

«Вот теперь мы и дошли до главного, — сказал старый Франк. — Миледи говорила о Хозяине, да? Хозяином был Ирвинг, понял, дурья голова? Ты хоть слышал об Ирвинге?»

«Никогда», — сказал я.

Старый Франк недоуменно посмотрел на Холройда.

«Ты понял — он об Ирвинге никогда не слышал. Клинический случай».

«Не такой уж клинический, как тебе кажется, Франк, — сказал Холройд. — Эти нынешние никого не знают. Ну и нельзя забывать, что Ирвинг уже двадцать пять лет как в могиле. Ты-то его помнишь. Ты с ним играл. Я его немного помню. Но какое он может иметь отношение к такому вот парнишке? Подумай-ка лучше. Миледи считает, что здесь есть какая-то связь. Ты же знаешь, какой она бывает. Иногда чистый псих. Но вот когда тебе кажется, что у тебя сейчас тоже шарики от всего этого поедут, оказывается, что она права да еще правее любого из нас. Ты помнишь, где я тебя нашел?» — этот вопрос был обращен ко мне.

«На улице. Я показывал всякие штуки с картами».

«Да. Но ты не помнишь — где? Я-то помню. Я тебя увидел, потом вернулся на репетицию и сказал сэру Джону, что, кажется, у меня есть, что ему нужно. Нашел, говорю, под самым памятником Хозяину — подрабатывает фокусником. Вот тут-то, смотрю, у Миледи ушки на макушке. Джек, говорит, это счастливый знак! Пусть скорее приходит. А когда сэр Джон попытался задать вполне уместные вопросы, ну подойдешь ли ты по росту и есть ли какое-нибудь сходство между вами, она принялась болтать о том, что ты — просто счастливая находка и как здорово, что я увидел, как ты зарабатываешь на жизнь под защитой Ирвинга. „Джек, ты же помнишь, как Хозяин заступался за всех малых сих в театре, — сказала она. — Я уверена, этот парнишка — наш счастливый билет. Давай возьмем его“. И вот с тех пор она за тебя горой, хотя ты, наверно, не удивишься, если я скажу, что сэр Джон хочет от тебя избавиться».

Пинта портера пополам с элем добралась, наконец, до джина с тоником, и у меня в желудке началось что-то вроде Французской революции. Мне стало жалко себя.

«Почему он меня ненавидит? — воскликнул я, размазывая сопли. — Я все делаю, чтобы ему угодить».

«Лучше уж я буду с тобой на чистоту, — сказал Холройд. — Твоя беда, что сходство между вами слишком большое. Уж слишком ты похож на него».

«Я так и сказал, когда тебя увидел, — сказал старый Франк. — Черт возьми, говорю, какой великолепный дублер! Вылитый Хозяин».

«Так разве им не это надо?» — спросил я.

«Ты вот как на это посмотри, — сказал Холройд. — Представь: ты знаменитый актер, хотя уже и не в расцвете сил — чуть-чуть перевалил за свой пик, но по-прежнему великий мастер. Понял? Тридцать лет все вокруг только и говорят, какой ты великолепный, какое у тебя замечательное выразительное лицо, как Метерлинк бросил к чертям завтрак, чтобы увидеть тебя в одной из своих пьес, как он говорил газетчикам, что ты похитил его душу, что ты так хорош — одухотворенный, романтичный, поэтичный и вообще распрекрасный. Ты продолжаешь получать письма от поклонниц, которые видят в тебе идеал. Тебе досталось столько любви — в основном настоящей и трогательной, хотя иногда и не без сумасшедшинки, — той, что великие актеры пробуждают в людях, у большинства из которых был в жизни печальный опыт разочарований. И вот тебе понадобился дублер. А когда дублер появляется, — причем такой дублер, от которого просто так не отмахнешься, — оказывается, что это маленький голодранец из балагана. У него бегающие глаза карманника, а запах изо рта — как у людей, которые едят всякую дрянь. Вид у него такой, что ты ему и медный грош не доверил бы, и каждый раз, когда он попадается тебе на глаза, все твое нутро протестует. И к тому же он все время смотрит на тебя (а ведь ты знаешь, что ты на него смотришь), словно ему известно о тебе что-то такое, чего ты и сам не знаешь. А теперь скажи откровенно. Ты что, не захотел бы от него избавиться? А тут еще твоя жена; она была с тобой в радостях и горестях, она поддерживала тебя, когда ты был готов рухнуть под тяжестью долгов и неудач; ты так ее любишь, что это невозможно скрыть, а она за это восхищается тобой еще больше. И что же говорит тебе она? Она несет вздор, что этот дублер принесет тебе удачу, что ему нужно дать шанс. Ты следишь? Постарайся быть объективным. Не хочу говорить о тебе ничего плохого, но правда есть правда — от нее никуда не денешься. Ты, конечно, не самый плохой выбор для дублера, но вот ты здесь и, как говорит Франк, точь-в-точь вылитый сэр Джон».

Я держался из последних сил, чтобы меня не вывернуло наизнанку, и был исполнен решимости выяснить, что же я могу сделать, чтобы сохранить работу. Теперь я жаждал этого даже сильнее, чем раньше.

«Так что же мне делать?» — спросил я.

Холройд принялся пыхтеть своей трубочкой, пытаясь найти ответ, а тем временем заговорил старый Франк. Говорил он очень сочувственно.

«Ты просто продолжай в том же духе, — сказал он. — Попытайся нащупать ритм. Попытайся влезть в шкуру сэра Джона».

Эти слова стали роковыми. Я ринулся на улицу, и меня шумно и обильно вырвало на мостовую. Попытаться влезть в шкуру сэра Джона? Меня что, ждет еще один Абдулла?