Боярин: Смоленская рать. Посланец. Западный улус - Андрей Посняков

– Татары?

– Они.

– Брр! – несмотря на жару, женщина зябко поежилась. – Как представлю, что эти поганые нехристи сюда к нам заявятся…

– Не заявятся, – успокоил Павел. – Что им тут делать-то? Взять-то нечего, да и леса кругом… Вот Ростиславль пограбить, Смоленск – то другое дело.

– Ха-ха, – Марья неожиданно засмеялась. – Выходит, мой бывший полюбовничек зазря в Смоленск подался?

– Ты про Телятникова? – насторожился молодой человек.

– Про него.

– Тогда напрасно беспокоишься, он не от татар, он кляузничать поехал.

– Чего делать?

– Наушничать, доносы писать. Тот еще политик!

– Да уж, политик, – как ни странно, это слово вдовушка прекрасно поняла, и даже продолжила: – Доносы, интриги… Прям как у Аристотеля – афинская полития.

Вот тут уж Павел вздрогнул:

– Ты что же, Аристотеля читала?

– Священник, отец Ферапонт, рассказывал, уж он-то муж ученый, греческий знает, латынь. Да ты еще в прошлый раз дивился, когда я Цезаря поминала. Нешто за сельскую дуру меня считаешь?

– За сельскую – да, – честно признался Ремезов. – Но – не за дуру. Отнюдь! Кстати, забыл спросить – как детушки-то твои? Поздорову ли?

– Слава господу, поздорову, – Марья улыбнулась. – Нынче в лесах, на заимке – с верными слугами на охоту отправились, ужо чего запромыслят.

– А я подарочек припас… Соли кружок.

– Соли?! – встрепенувшись, женщина посмотрела на любовника с таким недоверчиво-изумленным видом, словно он только что предложил ей французскую корону.

– Соль, да, – Павел поднялся с ложа с самым довольным видом, пошарив в суме, вытащил аккуратно завернутый в тряпицу кружок. – Будет дичь, так засолите. Ну, или рыбу.

– Спаси тя Бог, – тихо поблагодарила вдова. – Вот уж поистине – княжеский подарок. Не знаю, чем и отблагодарить.

– Уже отблагодарила, – цинично признался молодой человек.

И в ответ услышал подобное же:

– Скорей ты меня.

– На зависть слугам!

– На зависть. Вот что, милый… – Марья неожиданно уселась на ложе с несколько нервным видом – если б в те времена здесь был известен табак и существовала мода курить – так и закурила б. Так, слегка успокоить нервишки.

– Я ведь тебя, боярин, не только для-ради сладострастия позвала… хотя, чего уж греха таить – и за этим тоже. Предупредить хотела.

– Предупредить? – Павел вскинул глаза. – О чем?

– Не о чем, а о ком. Сам уже, наверное, догадался.

– Телятников?

– Он. В Смоленск он не один, с верными людьми подался – у старого дуба тебя поклялся отомстить. Людишек своих к тому готовит.

– Ха! – Ремезов расхохотался с самым беспечным видом, хотя, конечно, и был взволнован известием, но виду не показал – зачем зря беспокоить женщину? Наоборот:

– Так тот дуб – языческий, а мы-то все – христиане. Разве христиане языческим божкам, идолам поганым, клятвы дают?

– Бывают, что и дают, – хмуро промолвила Марья. – Ты все же пасись. Ох, боюсь я за тебя, Павел! Ладно… что это мы о грустном? А ну-ка, пива испей! И обними меня… крепче… Теперь – целуй в губы, как ты умеешь… аххх…

В Смоленск, подобно неудержимым весенним ручейкам, стекались, блестя кольчугами, рати. Из ближних пригородов, из дальних вотчин, деревень, сел – шли пешие ратники с рогатинами на плечах, поспешали всадники в сверкающих шлемах, тянулись обозы с припасами: запасами стрел, шатрами и всем тем, что может понадобиться в битве. А битва ожидалась страшная – слухи о зверствах «мунгалов»-татар растекались половольем по всем русским землям, от Чернигова и Рязани до Новгорода и Полоцка. Мол, явилися из далеких степей неведомые страховидные люди, и несть им числа. Кто называет их – мунгалы», кто татарами кличет, впрочем, много средь них и тех, кого все хорошо знали – те же половцы, булгары, бродяги-бродники, даже, говорят, черниговский отряд.

Разное говорили, соглашаясь в одном – войско «мунгальское» – огромное, мощное, и ведет его царь Бату-Батый, знаменитого Чингисхана внук. Не щадят никого – ни мужчин, ни женщин, ни стариков, ни детей малых. Кого не убьют, так в полон возьмут, угонят в рабство, а землю – разорят, пожгут, пограбят.

Вот против такого разора и собирал смоленский князь воинскую рать, что должна была защитить город. Надеялись… и на людей, и на стены… правда – не шибко, понимали – и получше укрепленные грады не устояли, куда уж тут… Однако не сидеть же сложа руки, супостата дожидаясь?

Смотр собранному войску самолично старый князь Всеволод делал, а с ним – старые ремезовские знакомцы: князь молодший Михайло Ростиславич да Емельян Ипатыч, воевода.

Разномастные собрались ратники – кто (таких мало) в кольчуге, да при шлеме с бармицей, кто – в кожаном, со стальными бляшками, панцире, большинство же и вовсе без всякой защиты – ополченцы-смерды – в лучшем случае – рогатина, ну а так – дубина. Хмурился князь, икоса на свою дружину поглядывая – вот уж там-то молодец к молодцу, все на сытых конях и вооружены отменно – из того самого «дальнего амбара», где заболотский боярин Павел подарок себе выбрал.

Выбрал, да… Потому сейчас и выглядел не хуже княжьих – в кольчужном доспехе, в плащике алом, на поясе добрый меч с длинной «рыцарской» ручкою, на голове – шлем с бармицей, с полумаскою. Позади «дубинушка» Неждан – в оруженосцах. Тоже верхом, да, кроме своего оружья – секиры да палицы – еще и господское копье, и червленый щит треугольником, а на том щите – крест православный святой. Нравился сам себе боярин – рыцарь, как есть рыцарь! А меч так и прыгал в ножнах, словно бы норовил влезть, прыгнуть в руку – и бить, бить, крушить. Что и говорить – очень агрессивный клинок попался, княжий подарок. Еще и запасной, Даргомысла-кузнеца, меч имелся – у Неждана к седлу приторочен, мало ли – пригодится.

Окромя самого боярина с оруженосцем, еще в заболотской рати смешливый да умный Микифор – в десятниках, да Нежила, да Яков, да закуп Ондрейко с Выселок, да много иных – всего ж набралось пара дюжин, да и тех едва удалось снарядить – с землицы-то доходов маловато, чай, не именитый вотчинник, а так, «шляхтич загоновый вольный слуга».

В небе из-за облачков бежевых солнышко проглядывало, светило. Снежок легонький на просторный двор княжий падал, на плечи ратников, на коней, на воевод бравых. На самого старого князя не падал – тот на крылечке, под навесом, стоял.

Реяли гордо стяги, покачивались разноцветные бунчуки: не красоты ради – сигналы в бою подавать. Для той цели и барабаны половецкие, и рога-трубы. Издалека посмотреть – славное собралось войско – молодец к молодцу, но, как вблизи глянешь… пешие ополченцы не окольчужены, секиры да рогатины и то не у всех. И все ж чувствовалась в войске решимость за землицу свою постоять.

– Ну, ин ладно, – еще разок оглядев войско, старый, похожий на Ленина, князь Всеволод Мстиславич устало махнул рукою, да к племяннику троюродному, обернулся. – Давай, Михайло, командуй, распоряжайся. Надо и детинец прикрыть, и вылазку сделать.