Черный Бумер - Андрей Троицкий

* * *

Ольга Петровна выключила свет и долго ворочалась с боку на бок, пока не решила, что ей заснуть. Поднявшись с кровати, они надела халат, остановившись у зеркала, прошлась по волосам щеткой и вышла в коридор. Из-под двери домашнего кабинета мужа пробивалась тусклая полоска света. Ольга Петровна, постучав, толкнула дверь. Муж, сидя за письменным столом, перекладывал какие-то бумажки. При появлении жены, он раздавил в пепельнице горящую сигарету.

— Мамочка, ты еще не спишь? Первый час, между прочим.

Не ответив, Ольга Петровна осмотрелась вокруг, прикидывая, где лучше присесть. Предстоял серьезный, возможно, долгий разговор с мужем. Мягкие кресла, стоявшие у окна, не годились. Когда принимаешь расслабленную позу, нужные слова куда-то пропадают. Кожаный диван тоже не годился, он навевал смертную скуку, кроме того, Ольга Петровна не переносила скрип и запах кожи. Она уселась на стул, напротив мужа. Закинув ногу на ногу, вытянула из пачки Михаила Адамовича сигарету и прикурила от настольной серебряной зажигалки в форме стоптанного башмака.

— Мамочка, ты же не куришь. Уже два месяца.

— Полгода, — поправила супруга. — У тебя слабая память.

Михаил Адамович снял очки, которые надевал, когда просматривал бумаги, протерев стекла платком, отложил очки в сторону. Если бы он не растратил с годами способность удивляться, то обязательно удивился бы. Супруга, всегда спокойная и уравновешенная, выглядела взвинченной. Сигарета подрагивала в руке, глаза странно блестят, локон волос подает на глаза, а Ольга Михайловна не поправляет его.

— Что случилось?

— Случилось то, что я не могу без слез смотреть на нашу дочь. Она стала похожа на тень отца Гамлета. Она измождена физически, а что творится у нее на душе, можно только догадываться. А ты живешь с ней под одной крышей. Даже иногда, пару раз в неделю, задаешь ей какой-то глупый лишенный смысла вопрос. На этом твое участие в судьбе ребенка заканчивается.

— Ну, с девочкой картина ясна, — Михаил Адамович захлопнул папку с бумагами, решив, что дела подождут до завтра. — У Ларисы на носу новый спектакль. Решается вопрос о ее участии в постановке. Она немного нервничает. Отсюда ее усталость, раздражение…

— Брось, Миша, свои жалкие отговорки. Она немного нервничает… Как у тебя язык поворачивается? Лорка просто с ума сходит. Ведь она настоящая балерина от бога. А с ролю ее снова прокатят. Этот их главный режиссер Поветкин, по слухам, совершенно гнусный растленный тип. Балерина может рассчитывать на роль, став его подстилкой. Нравится ему девочка или нет, спит она с ним или нет. Это единственный критерий отбора. А ты ушел с дороги, устранился от всех дел. Будто судьба дочери тебя не касается.

— Лариса раз и навсегда запретила мне вмешиваться в ее дела. И я дал слово, что так оно и будет. Она взрослый самостоятельный человек, и я подчиняюсь ее воле.

— Очень удобная позиция, — Ольга Петровна прикурила вторую сигарету, она не могла усидеть на стуле, встала на ноги. — Все родители, даже люди, не обремененные высокими связями и большими деньгами, делают все, чтобы их дочь или сын блеснули в новой постановке. Пускают в ход все средства и возможности. А ты сидишь, как пентюх, за этим столом и перебираешь бумажки, делая вид, что тебя происходящее не касается. Ты должен с ним встретиться и поговорить по-мужски.

— С кем встретиться?

— С этим режиссером, мать его, с Поветкиным. С кем же еще. Пообещай ему что-нибудь. Сделай предложение, от которого он не сможет отказаться. Миша, все решают деньги, ты это знаешь лучше меня. И Поветкину, как бы высоко он не задирал свой паршивый нос, будет лестно, что человек с твоим положением сам пришел к нему на поклон. Ларисе нужна роль. Как воздух нужна. И точка. И абзац.

Демидов помолчал минуту, прикидывая, как лучше подступиться к режиссеру, и сказал:

— Иди, мамочка, спи. Я сделаю все, что надо.

— Ты обещаешь?

— Я уже все сказал, — голос Демидова звучал твердо. — Иди, спи спокойно. Только держи язык за зубами. Если Лариса узнает, краем уха услышит, что я влез в эту историю… Даже не знаю, что случиться. Она уедет из нашей квартиры, порвет отношения с тобой и со мной. Девчонка свято верит, что в жизни не отцовские хлопоты и деньги пробьют ей дорогу.

— Конечно, Миша. Ларисе ни полслова.

Когда дверь за женой закрылась, он снова упал в кресло, сорвал телефонную трубку и набрал номер. Ответил заспанный голос референта.

— Коля, нужно срочно выяснить телефон режиссера Поветкина из музыкального театра, — сказал Демидов. — Кстати, я тебя не разбудил?

— Нет, нет, что вы. Я над документами работаю.

— Я хочу с ним встретиться и переговорить. В ближайшее время.

— Может быть, лучше мне к этому режиссеру съездить? — предложил референт. — Я постараюсь уладить все вопросы.

— Нет, тут надо самому, — покачал головой Демидов. — Жду твоего звонка.

Он положил трубку, скомкав пустую сигаретную пачку, пульнул ее в корзину для бумаг. Мать права: в судьбу Ларисы нужно вмешаться. Девчонка ходит сама не своя, переживает из-за этой проклятой роли. А в театре — одни интриги, замешанные на деньгах и половых связях, сплошной сволочизм и лизоблюдство. Он обязан помочь, обязан…

После задержания Элвиса события развивались с космической скоростью. В тот же день его заткнули в двухместную камеру следственного изолятора, тесную, как гроб. Вдоль стен две шконки с металлическими полосами вместо пружин, оконце помимо решетки забрано куском заплеванного плексигласа, в нем высверлено пятисантиметровое отверстие, это для вентиляции. Элвис улегся на гнилой матрас, подложив под голову маленький мешочек с остатками желтой ваты, очевидно подушку, и отвернувшись к стене, закрыл глаза и постарался задремать. Но сосед по камере, смурной мужичок неопределенных лет, имевший привычку разговаривать сам с собой, потому что других собеседников он не видел неделями, обрадовался появлению соседа и запыхтел, как старый самовар.

За первые полчаса Элвис узнал, что находится в камере не с каким-нибудь хреном на ровном месте, а самим преподавателем химии местного лицея Михаилом Семеновичем Гиоргадзе. Сидел Гиоргадзе, разумеется, ни за что, по ошибке. Менты обвиняли его в том, что у себя в гараже химик изготавливал самодельные взрывные устройства и сбывал их одной из местных криминальных группировок. Жена химика Зинаида как-то под вечер зашла за мужем в гараж, а дверь, как на зло, оказалась открытой. Зина, чистая душа, человек бесконечной доброты, увидела то, что не должна была видеть. Началась вопросы на засыпку, упреки и даже угрозы сообщить куда следует.

Жена так переволновалась, что на следующий день слегла с температурой. Любящий муж не отходил от постели, отпаивая жену молоком и травяным настоем. Но жена, выпив настоя, почувствовала себя хуже. Гиоргадзе вызвал не «скорую помощь», а участкового врача, который прибыл на место слишком быстро. Любящий муж сказал, что у супруги острая аллергия, но участковый ничего не стал слушать, а вызвал «скорую». Женя умерла в машине реанимации, а Гиоргадзе побежал в гараж, чтобы замести следы своих химических опытов. Через два дня его арестовали и теперь клеят умышленное убийство. Якобы в крови Зинаиды нашли смертельную дозу атропина.