Звериное царство - Жан-Батист Дель Амо

отделении самок от самцов – во имя эффективности и производительности… Серж останавливается на дороге, оборачивается и долго смотрит на свинарник.

Мужчины ушли, собаки умолкли, и Катрин погрузилась в тишину пустого дома. Может, Жером приоткроет дверь, войдет и попытается залезть к ней под одеяло? Если нет, она услышит, как он нерешительно топчется на пороге, переминается с ноги на ногу, опускает ручку, трогает ключ, но все-таки решает послушаться Сержа или Габриэль и отправляется к прабабушке, которая должна присматривать за ним в отсутствие взрослых. Катрин ничего не знает об отношениях мальчика с Элеонорой. Старуха напоминает ей паука, плетущего на темном чердаке паутину, из которой не вырваться. Такие сети вечны, они висят в одном и том же углу год, десять, сто лет, становясь все толще и опасней.

Элеонора наверняка не может простить Катрин, что та выгнала ее из укрытия, откуда она, единственная женщина семьи, бдила за своими мужчинами. Выгнала и переселила вместе со всем барахлом в крошечную пристройку. Катрин тщетно предостерегает Жерома от общения со старой гарпией – он слушает, но не слышит, и одному Богу известно, что творится в его бедной голове.

Кажется, Элеонора с незапамятных времен живет в доме, полном гадких кошек, и правит фермой на манер королевы-матери. Ей всего семьдесят восемь, и она может проскрипеть еще лет тридцать, а то и больше… Впрочем, что это меняет? Ничего. Умри матриарх сию секунду, все останется как есть. Вред причинен и давно укоренился в них, как они – на земле Пюи-Ларока, а Катрин попала в капкан корней, влипла в паутину и чем сильнее дергается, тем глубже увязает. Ею часто овладевает одно-единственное желание – не думать и не помнить. Забыть ошибки, былые мечты, прежние надежды, засунуть все в один мешок и утопить в грязи, в которую превратился ее мозг.

Катрин заболела так давно – задолго до первого сильного припадка, – что ей кажется, будто они «сожительствуют» тысячу лет. Сколько она себя помнит, сначала был этакий «белый шум». Ей приходилось все время настраивать свой мозг, как приемник, чтобы воспринимать мир без тревоги, но тогда она еще ощущала скрытые возможности, верила, что может прожить сотни разных жизней – достаточно только захотеть. Катрин родилась в деревне и мечтала сбежать. Не получилось, здесь она и умрет. Катрин помнит 14 июля 1967 года. Эстраду, выстроенную на сельской площади Пюи-Ларока, гирлянды, развешанные на каштанах, буфет рядом с памятником павшим, бочонки вина и пива, мешки с углем, который мужчины насыпали в жестяные бидоны на подставках, как для барбекю… Клубы едкого черного дыма улетали вверх и лохмотьями повисали на церковной колокольне.

В семнадцать лет она больше всего на свете жаждала уйти из дома, от до смерти скучных родителей. Отец таскал мешки с цементом на стройках или нанимался разнорабочим на сельскохозяйственные предприятия, мать боролась со скукой перед телевизором. Чтобы купить этот новенький Sonolor, они долго экономили и так им гордились, что усадили на диван всех членов семьи, когда отец начал его настраивать. Во время рекламных пауз все дружно кивали.

За рулем этого четырехцилиндрового «Рено Дофин» вы сразу почувствуете себя спокойно, в мире нет машины женственнее, водить ее – легче легкого! Какой старт! Какой разгон! Какая безопасность!

В тот вечер они сидели за стойкой и растерянно озирались, как будто спрашивали себя: «Какого черта мы здесь делаем?» Серж, коренастый брюнет, злой задира. Жоэль, сдержанный (а может, безликий), с покатыми плечами, его рыжие волосы блестели от бриллиантина. Лампочки раскачивались, и на лицах братьев танцевали разноцветные пятна. Они не разговаривали, не смотрели друг на друга, как будто никогда раньше не встречались и случайно пересеклись тем вечером, пропахшим жареным мясом, табачным дымом и дешевым лосьоном после бритья. Катрин кажется, что это ее и соблазнило: их странность, разность, недоверчивость к окружающему миру. Она тоже свысока относилась к танцулькам в Пюи-Лароке и мечтала напиться. Летучие мыши носились между ветвями каштанов, пожирая тучи однодневок, привлеченных светом гирлянд.

Серж встал, подошел к ней, наклонился, собираясь что-то сказать, и она почувствовала густой запах пота из расстегнутой на смуглой груди рубашки.

– Мне бы следовало бежать от тебя и твоих родственничков, как от чумы, – сказала она, – и мне дали бы приз за самое правильное решение в жизни…

Да, лучше бы она тогда сделала ноги, оставив недопитый стакан, друзей, оркестр и опасно буколическую деревушку Пюи-Ларок. Увы, в тот вечер она ничего не знала об отношениях между братьями, тени Анри, вечно витающей рядом, их общей истории, будущем, которое уже злоумышляло против них, и потому ощутила огромное, почти людоедское желание. Захотела обоих сразу, потому что была пьяна, почуяла скрытую ярость Сержа и приняла ее за ненасытность, желание перейти врукопашную с жизнью (куда более сильное, чем ее собственное) и угрюмую загадочную сдержанность Жоэля.

Она поддалась, и они втроем ушли с деревенской площади и побежали вниз по улочкам, вдоль полуразрушенной крепостной стены. Серж то и дело хватал Жоэля за затылок, тормошил, хлопал по плечу, а юноша только улыбался. Они спустились по стертым покатым ступеням старой лестницы. Ночь была густая, липкая, озвученная кваканьем земноводных, она обдувала их прохладными ветерками. Сине-зеленая вода в фонтане стояла неподвижно. Кресты на могилах за кладбищенской оградой сливались с томным темно-лазоревым фоном пространства. Они добрались до старого дуба, улеглись в корнях, под темной купой ветвей, и несколько минут молчали, прислушиваясь к шуму праздника на площади, крику какого-то животного в перелеске и беспрестанному шуршанию листвы. Потом Серж наклонился поцеловать ее, и Катрин позволила. Он сунул руку ей под футболку, ущипнул за сосок, провел ладонью по животу, погладил лобок и велел Жоэлю:

– Поцелуй ее…

Она протянула руку, приобняла его и укусила за нижнюю губу, но Жоэль отпрянул, прислонился к стволу и встал.

– Пойду отолью…

Он стоял у кромки поля, Серж оставил Катрин и присоединился к брату. Их голоса звучали тихо, но она все равно слышала весь разговор.

– В чем дело?

– Да ни в чем.

– Она тебе не понравилась? Не встает на нее?

– Дай спокойно поссать, а?

– Ты что, педик?

– Иди к черту…

Жоэль застегнул ширинку. Бросил взгляд на Катрин и растворился в темноте.

Почему она тем вечером осталась с Сержем? Кто знает… Но осталась. А он снова лег рядом, овладел ею, держась за корни, чтобы проникнуть как можно глубже, и кончил, издав хриплый пьяный рык. Когда Серж отвалился в сторону, она не шевельнулась, не одернула юбку,