Звериное царство - Жан-Батист Дель Амо

class="p1">И он остается, и ждет. Чаще всего, когда он заходит в комнату, она поступает, как кладбищенские ящерицы, смывающиеся от людей за ограду, исчезает под простыней, что-то сердито бурчит. Мальчик присаживается рядом, на край кровати, смотрит на пустые упаковки из-под лекарств, застоявшуюся на дне вазы воду – на поверхности образовалась пленка, вроде молочной, коричневая и хрупкая. Жюли-Мари и Габриэль упорствуют – все время приносят букеты, которые неизменно вянут из-за отсутствия света.

«Зачем они мне? Не выношу этот запах, у меня от него мигрень начинается… Или дело не в цветах? Может, я вообще ничего не чувствую, только вонь свинарника? Что это? Розы? Плетистые? А это лилии? Тошнотворный аромат… И вянут через день… Нет ничего печальнее увядших цветов… Мрачное зрелище, им бы у гроба стоять. Хотите от меня избавиться? Закопать? Сговорились, да? Главное, никогда не слушай бабку, не верь ей, она хуже… да выбросьте вы их к чертям собачьим и поймите наконец: Я – Ненавижу – Цветы!»

Катрин умоляет забрать вазу, швырнуть букет в навозную яму, отнести курам – пусть клюют бутоны, а два дня спустя решает распахнуть ставни и дышит воздухом двора. Она возвращается к жизни, убирается у себя, в детской, повсюду в доме, проветривает в любую погоду – будь то дождь, ветер или снег. Открывает кухонные шкафчики, находит их слишком пустыми, решает ехать за покупками, восхищается новым сверкающим ярко-красным супермаркетом, бесконечным разнообразием товаров, изобретательной расстановкой консервных банок на полках, кидает все подряд в тележку.

«Мы с тобой как два пальца одной руки, верно? Ты мой сын. Так? Ты вышел из меня, ты плоть от плоти моей, родная кровиночка. Ты дикарь – как и я! Хочешь сбежим? Вдвоем. Никому ничего не скажем. Нам ведь ничего не нужно, раз мы есть друг у друга, согласен?»

На главной улице городка она останавливается перед каждой витриной, заходит во все магазины – бакалея, электротовары, табак, сувениры. Утюг, керамическая сова, абажур, пепельница, пара туфель, кукла для Жюли-Мари – все вызывает у нее восхищение. Вернувшись домой, она моментально забывает о покупках, бросает сумки и пакеты на кухонном столе, на коврике, на стульях, на полу. Потом они с Сержем неизбежно скандалят, кричат, оскорбляют друг друга, он упрекает ее за транжирство, она в ответ обзывает его скупердяем, скрягой, эгоистом.

«От осинки не родятся апельсинки! – язвит она. – Анри может быть доволен. Он хорошо тебя воспитал!»

Катрин в ярости, в ужасе, в изумлении. Обводит взглядом дом – плесень на обоях, на штукатурке.

«Грязь! Скверна! Если бы ты только мог себе представить, как мне стыдно! Может, поговорим о том, сколько ты тратишь на выпивку, алкаш несчастный?»

Она кричит, срывая голос, выкидывает во двор все, что попадается под руку: мешки с продуктами и пакеты с подарками, собаки пугаются, заходятся лаем на псарне. Она клянется, что все отвезет назад в магазины, заставит вернуть ей деньги, унизится перед кем угодно за несколько сотен франков. Серж хватает ее, она отбивается, колотит его по плечам, по лицу, он легко поднимает жену на руки, несет по лестнице, открывает ногой дверь в комнату, бросает ее на пол и уходит. Катрин остается лежать, свернувшись клубком, плачет горючими слезами, стонет, как раненое животное. Иногда из ниоткуда появляется Жером, гладит мать по волосам, вытирает ей нос, сидит рядом, пока она не успокоится.

Мальчик знает о болезни матери только со слов прабабушки. Однажды она ни с того ни с сего решила нарушить обет молчания и рассказала, что приступы у Катрин стали тяжелее после вторых родов, что ее много раз помещали к психам, а через несколько недель или месяцев она возвращалась на ферму – погасшая, опустошенная. Вылезала во дворе из машины и брела мелкими шажками под руку с Сержем.

– О моем мальчике можно сказать много плохого, и кое-что будет правдой, но твою мать он любил… Ты, само собой, ни при чем, а вот она… Знал бы ты, что она ему сделала… Не скажу, что только Катрин виновата… Ну… Он простил, я не смогу… Никогда. Да, она болеет, но не в том дело. Она не сумела довольствоваться тем, что имела. А должна была. Иногда следует ограничивать себя, довольствоваться малым…

Жером помнит, как однажды доктор сидел за столом на кухне, смотрел на отца, вздыхал, облизывал нижнюю губу, качал головой, потом начинал писать рецепт.

– Нужно искать решение, Серж. Я не могу назначать такие тяжелые препараты, чтобы она принимала их, когда вздумается. Ее должны наблюдать специалисты.

– И речи быть не может. Она больше не выходит из дома… Знаешь, что случилось в прошлый раз? Они вбили ей в голову кучу глупостей, заморочили мозги. Поверь, здесь ей лучше. Пиши рецепт, мы ведь за это тебе и платим…

Врач встал, оттолкнув стул, посмотрел на Жерома, ласково взлохматил ему волосы.

– А ты что думаешь, малыш? Так и будешь молчать? Ладно, Серж, поступай, как знаешь, в конце концов, отвечать тебе. И не строй иллюзий – дальше будет только хуже.

Помещения свинарника не остывают даже за ночь. Свиньи не потеют и не регулируют температуру тела. Они не могут лечь, свернуться калачиком и потому тяжело дышат, валяясь в навозной жиже, равнодушные ко всему на свете. Вставшие на заре мужчины по́ят их и обдают водой из шланга. Открывают настежь двери, чтобы сквозняк справился с влажностью и прогнал вонь. Приходится следить за мухами и оводами – серые тучи насекомых влетают в свинарник и забираются во все отверстия в телах животных, поэтому двери приходится закрывать до появления на небе светила.

Сыновья счищают экскременты с решетчатого настила, гонят навозную жижу к стокам. Площадь загона составляет шесть квадратных метров, в каждом содержится пять-семь свиней, все беспрестанно опорожняют желудок и валяются в собственных нечистотах.

Матки на сносях живут в узких стойлах, крепко пристегнутые ремнями: их ограничивают в движениях, чтобы они после опороса не задавили потомство. Некоторые рожают стоя, и малыши падают на пол на манер какашек. Многим самкам удается встать на колени и лечь, в этом случае чистым остается только круп.

Отсюда приходит беда, не забывайте об этом, хозяйство начинает разваливаться через урогенитальную область.

Свиньи извергают черные вонючие кучи, и мужчины должны сразу подхватить их, не дать размазаться по полу, чтобы новорожденные не барахтались в материнском дерьме: долгая селекционная работа привела к тому, что детеныши появляются на свет фактически без иммунитета. Свободные от Специфических Патогенных Организмов, то есть модифицированные – Анри