Караван в Хиву - Владимир Буртовой

Яков вздохнул, с нескрываемым огорчением изрек:

– Воистину, змея не знает меры своей злобе. Сколько бы ни кусала минувшим летом, а по весне, проснувшись и сменив кожу, опять принимается за свое подлое дело.

И неожиданно переменил тему беседы:

– Ну… а как сватовство ханово? К Матыр-Ханикей? – не сдержался от своей щемящей тоски. Спросил, а перед глазами возникло прощание на берегу Эмбы, так внезапно прерванное чужой смертью. Вспомнил глаза, полные горьких слез, вспомнил ладони, протянутые для прощального пожатия.

Мурзатай пояснил, что сватовство состоялось. Более того, по их обычаю была прочитана при хане Каипе брачная молитва, только вместо отца невесты читал ее старший по возрасту в посольстве Мусульман-Бий. Произошло это всего шесть дней тому назад. В тот день, в присутствии караванного старшины Данилы Рукавкина, он, Мурзатай, спросил Каипа, почему он так сурово обошелся с посланцами белой царицы и не допустил их до себя с подарками и письмами?

– Каип-хан, – с некоторой уверенностью сообщил Мурзатай, – обещал принять вас, как только успокоятся родственники убитого Куразбека и люди в их улусах. Туркменцы теперь вроде бы присмирели, и вчера в Хиву возвратились наши люди, которые были в аманатах. Но надолго ли это примирение, никто наверняка не может сказать, – неожиданно добавил Мурзатай. – Потому так настороженно ведет себя хан. Подозрителен к своим приближенным, куска пищи не примет, пока достарханчей Елкайдар не попробует на его глазах. Должно быть, помнит, как Нурали-хан обошелся с обидчиком своим, с убийцей моего брата Абул-Хаирам, с коварным Барак-Салтаном через верного человека в городе Карнаке.

– Обещал хан, однако не зовет к себе, держит как татей под караулом, – вздохнул Чучалов.

Малыбай предложил свой выход из сложившегося затруднения:

– Надо одарить ханских ближних людей, они уговорят Каипа. И начать лучше всего с шигаула.

Яков рукой обвел почти пустые стены их жилища.

– Что отсюда можно взять для подарков? Разве наши пропыленные халаты? В них теперь только слугам за водой ходить.

Малыбай сказал, что товары в долг может отпустить он, а передаст их шигаулу добрый знакомец караванного старшины Якуб-бай. Он знается со многими важными хивинцами.

Оба посланца с охотой приняли это предложение.

– Другого пути не вижу, – сказал Гуляев. – Будем так пытать свое переменчивое счастье.

Проводив Мурзатая и Малыбая до ворот, Яков попросил почаще навещать их, иначе здесь от тоски и неведения можно лишиться рассудка.

Мурзатай сдержанно рассмеялся:

– Похоже, что шигаул именно этого испугался. На коне прискакал в нашу каменную юрту, торопит собираться, говорит: «Урусы саблями ворота рубят и грозят стрелять!»

На следующий же день Якуб-бай и Малыбай от имени российских посланцев преподнесли ханскому шигаулу Сапар-баю пять аршин голландского сукна алой расцветки и просили его о встрече Гуляева и Каип-хана. Обрадованный шигаул тут же поспешил к хану, но пробыл в его покоях недолго и вышел удрученным: Каип-хан выслушал его молча и молча, без единого слова, указал рукой на дверь.

Алое сукно на шесть червонцев золотом не помогло.

Не пали духом доброхоты-ходатаи и наутро с пудовой головкой сахара и с красным кармазинским сукном на кафтан стучались в дверь к любимцу Каип-хана Утяганбеку с той же просьбой. И здесь подарок был с радостью принят, но снова без радости слушали Малыбай и Якуб-бай суровый отказ встретиться с посланцами Нешпоева. Единственно, что узнали, так это причину ханского гнева: не мог он забыть, что оренбургский губернатор не пропустил в Петербург его посла Ширбека, когда решался вопрос, кому быть торжественно поднятым на кошме в Малой Орде – Нурали или отцу Каип-хана – Батыр-Салтану.

После этой неудачи киргиз-кайсацкие посланцы почти всем числом явились к хану и убедительно просили о встрече с Гуляевым, уверяли, что не губернатор Неплюев дал им в посольство русских чиновников, а Нурали-хан выпросил их, чтобы договор, который между ними теперь заключен, был подписан при свидетелях и посредниках.

Последние уверения, казалось, рассеяли тяжелые подозрения хана. Каип-хан еще раз дал обещание встретиться с Гуляевым.

Яков выслушал это известие без всякой радости и надежды на лучшее. Он пригладил длинные смоляные усы, покрутил их на правом пальце, усмехнулся:

– Правда Божья, а суд-то царев! Не всякие добрые слова хана отражают его скрытые мысли. Затевает большую игру хивинский хан, да вот в чем она и как выразится, понять пока не могу. Должно быть, весьма непрочен его трон, если так мечется мыслями и не знает, как с нами поступить. Каковы сведения из улусов Куразбека? Мурзатай неуверенно ответил:

– Пока тихо, но и мне эта тишина не по нраву. Из-за этих волнений и мы не можем выехать на родину за Матыр-Ханикей.

– Будем ждать, – негромко проговорил Гуляев. – Нам не дано прав вмешиваться в их дела, пусть сами разбираются…

Тем неожиданнее был визит шигаула в дом-тюрьму к российским посланцам. Сияя улыбкой, хивинец – будто это лишь его заслуга – сообщил, что назначен час приема и «ференги уруса» ждут во дворце.

Яков переглянулся с Чучаловым, но что мог подсказать товарищ по несчастью? Тем более что ему по-прежнему велено оставаться на месте.

Чтобы не ударить лицом в грязь, Гуляев оделся в лучший праздничный халат, полученный в подарок от императрицы Елизаветы Петровны за сопровождение посольства киргиз-кайсаков в Петербург и доброе при этом исполнение обязанностей толмача.

У Сапар-бая от такой роскошной одежды узкие завистливые глаза растянулись вдвое, и хивинец не сдержался, поцокал языком.

– Матушка императрица дарила, – поспешил сказать Яков, чтобы отбить охоту жадному шигаулу выпрашивать халат себе в подарок.

Вышли за ворота. Над Хивой чуть различимы высокие разреженные облака, воздух заметно потеплел, на крышах совсем перестал появляться иней: подступала ранняя в этих местах весна.

У ворот Якова ожидали старшие киргиз-кайсацкие посланцы Мурзатай и совсем седой, сухонький и высокий Мусульман-Бий, укутанный в несколько теплых халатов и в лисью шубу: старческое тело зябло и требовало надежной защиты от прохладных ветров.

За спиной у Гуляева, будто конвойные около каторжанина, встали хивинские воины с… русскими ружьями. Причем, как отметил пораженный Гуляев, ружья были не времен Петра Великого, доставшиеся хивинцам от войска князя Черкасского, а новые, облегченные, какими пользуются теперь и в российских полках.

«Неужто по нашим образцам себе делают сами?» – подумал Яков и в сомнении покачал головой. На маленькой площади, среди прочих любопытных прохожих, Яков увидел караванного старшину Рукавкина с казаками.

«Малыбай оповестил их», – догадался Гуляев, приветливо помахал россиянам рукой. Ему так же дружно ответили. Рукавкин сделал было шаг в его сторону, но подойти не отважился: кругом настороженные хивинские воины, словом и то перекинуться не дадут.