Укротитель Медузы горгоны - Дарья Донцова

Олеся Колкова на фоне этих мальчиков казалась вполне благополучной. Она росла в полной и нормально обеспеченной семье. Но ее папа-профессор каждый день колотил жену и порол дочь. Ничего плохого Олеся не делала, отец наказывал ее просто так, поскольку был садистом.

Андрей Ванин с трех лет работал в цирке, его родители-акробаты с пеленок стали обучать малыша мастерству. Андрюша колесил с ними по всей стране, каждые две недели менял школу, читать и писать толком не научился и думал, что всю жизнь провертится на арене. Но потом паренек упал с трапеции, сломал обе ноги, и отец отправил его к своей матери, которая жила в Москве и работала гардеробщицей в театре. Бабушка подлечила мальчика и привела его к Вознесенскому.

Светлана Регентова осталась без матери, отец женился на другой, у девочки появилась мачеха. Ну, тут классическая история про Золушку.

А Борис Пиратов был отъявленным хулиганом. Его привела на просмотр еле живая, трясущаяся от старости бабушка, которая упала на колени перед Альбертом Сергеевичем и зарыдала:

– Спасите меня! Возьмите его, Христа ради! Внучок наглый невероятно, деньги ворует, со всеми дерется, авторитета ничьего не признает, машины угоняет. Его даже взрослые парни боятся. Если он в актеры не подойдет, пусть хоть пол у вас моет. Бешеный он, темперамент, как у цыгана, чуть что за нож хватается. Еще и правда убьет кого-нибудь.

Затем в труппу взяли тихую, похожую на недокормленную мышку Олю Жарову. Мать девочки знала, что ее любовник регулярно укладывает девочку в свою постель, но мирилась с происходящим. Хахаль был намного моложе ее, и она полагала, что, живя и с ней, и с дочерью, он никогда не уйдет. Но любовник все-таки смылся. Мать Ольги загремела в больницу, и девочка пришла проситься в труппу на должность уборщицы – ей отчаянно были нужны деньги. А режиссер взял ее в актерский состав, усмотрев в перепуганном, затюканном ребенке искру таланта.

Последней в труппу приняли Алену Косолапову, которую от всей души ненавидел отчим-пьяница. После смерти жены он оформил опекунство над падчерицей, тратил ее пособие на водку, и Алене приходилось побираться по помойкам.

Наине никто из будущих артистов не понравился. К тому же Берти ни у кого не посмотрел паспорта или другие документы, удостоверяющие личность, а просто записал на бумаге имена, отчества, фамилии и год рождения. Наверное, ей следовало предупредить мужа о соблюдении хоть элементарных мер безопасности, подсказать ему проверить рассказы ребят о себе. Но Пряхова побоялась лезть к Альберту Сергеевичу с советами.

Вот с этим очень даже не простым контингентом Берти решил поставить «Отелло». Роль мавра досталась Пиратову, Дездемону репетировала Олеся Колкова, Яго изображал Мирон Львов.

В режиссере явно пропал великий педагог. Наина не переставала удивляться тому, как Вознесенский смог укротить подростков со сложными характерами. Через месяц после начала занятий вся труппа обожала руководителя. Берти придумал название коллектива – «Общество злых ангелочков» и сказал детям:

– Злость – прекрасное чувство, которое толкает нас к развитию. Добренький человечек законсервировался в сиропе, а его антипод либо стремится улучшить свой характер, либо, наоборот, превратится в окончательного подлеца. Выпустите из себя негатив, спустите ярость с цепи, и мы добьемся нужного результата. Помните, ваше детство прошло в дерьме, я даю вам сейчас, во время отрочества, веревку, уцепившись за которую вы сможете вылезти из фекалий на луг с прекрасными цветами. Слушайтесь меня во всем. Я ваш – Господь Бог.

Спектакль ставился трудно. Берти репетировал с утра до ночи, и его совершенно не волновало, что юные артисты прогуливают школу. Не думал он и об обеде для ребят. Не обращал внимания на то, что Светлана Регентова ходит зимой в летних ботинках, не делал замечаний Пиратову, от которого подчас разило табаком, не ругал Мирона Львова, когда у того невесть откуда появлялись деньги, на которые мальчик покупал для всех остальных булочки, и уж, конечно, не собирался утешать Сережу Маркова, когда тот впадал в депрессию. Альберт Сергеевич не стал для подростков отцом. Нет, он был с ними холоден. Но зато пообещал ребятам прекрасное будущее, а ведь этого никто и никогда ранее им не сулил. И они боготворили Вознесенского, что неудивительно…

Наина Федоровна опрокинула еще один бокал. Потом взяла пустую бутылку и потрясла ею.

– Все, иссяк сосуд. Жаль. Но остался торт. Сейчас отрежу еще кусочек…

– Дети сыграли спектакль? – поинтересовалась я, наблюдая, как хозяйка отпиливает треть от бисквита, щедро украшенного кремовыми цветами.

– Готовились к нему долго, – вздохнула Пряхова. – Сначала все с натугой шло, потом легче покатило. Берти, как всегда, не ошибся, подростки оказались лучше обученных в институтах профессионалов – они сохранили живость реакции и непосредственность чувств. А еще в детском коллективе наметился любовный треугольник. Борис Пиратов и Мирон Львов влюбились в Олесю Колкову, исполнявшую роль Дездемоны. Сначала девочка отдала предпочтение Боре, и они вместе уходили домой, но потом вдруг отвернулась от Пиратова и стала проводить время с Мироном. И… и… и…

Бабулька вдруг икнула и ткнулась головой в стол. Я испугалась.

– Наина Федоровна, вам плохо? Может, сбегать в аптеку?

Пряхова оставалась в той же позе. Мне стало страшно. Что делать?

– Лекарства не нужны, – внезапно произнес тихий женский голос. – Старуха всегда, когда выпьет, вот так неожиданно и сразу засыпает. Теперь ее долго не разбудишь. Наине нельзя к вину прикасаться, да разве она добрый совет послушает?

Я завертела головой, не понимая, откуда идет звук. Внезапно одна из дверц здоровенного гардероба открылась, и из нее вышла женщина с усталым бледным лицом.

– Вы все время сидели в шкафу? – от неожиданности спросила я.

– Там комната, – пояснила незнакомка, – маленькая спальня. Дверь так сделана, совсем впритык к шкафу.

– А… – кивнула я. – Простите, вы кто?

Женщина подошла к столу.

– Вообще-то этот вопрос следует задать мне. Вы кто?

Я растерялась, но быстро ответила, назвав свое настоящее имя:

– Степанида Козлова.

– С удовольствием посмотрю на ваше удостоверение личности, – заявила тетушка.

– У меня его с собой нет, – пробормотала я. – Простите!

– Ладно, – кивнула тетка. – И зачем вам понадобилась моя мать?

– Наина Федоровна ваша мама? – обомлела я. – Но она говорила, что Вознесенский был категорически против детей.

Младшая Пряхова некоторое время стояла молча, потом села к столу и уставилась на меня. Повисло тягостное молчание. Некоторое время я сидела без движения, потом заерзала на стуле. Встать и убежать показалось мне глупым, я заулыбалась и от смущения ляпнула:

– Хотите торта?

Женщина неожиданно засмеялась:

– Ладно, давай знакомиться. Меня зовут Дездемона. Дурацкое имя мама дала мне в надежде на то, что Альберт Сергеевич, услышав его, будет снисходителен к ребенку. Сразу уточню: я Вознесенскому чужая, плод скоропалительного, неудачного, очень раннего брака, распавшегося еще до знакомства мамы с ним. Она не решилась сказать гражданскому мужу о моем существовании, отвезла меня к своей тетке, та меня и воспитала.