Лев правосудия - Леена Лехтолайнен

Я никогда не считала жизнь бездомных алкоголиков особенно романтичной — работая охранником, насмотрелась унылых фигур, ищущих, где бы перехватить рюмку. Иные мои коллеги вообще не считали пьяниц за людей, не упускали случая оскорбить их или стукнуть. Алкаш в полицию жаловаться не пойдет. За минувшее лето я привыкла видеть пару мужчин на заднем дворе, и теперь мне почти не хватало этих двоих, выглядывающих из газетного ящика и пьющих на берегу. Вряд ли со вскрытием будут спешить, причина смерти Рипы кажется ясной. Возможно, во всем мире результаты процедуры интересуют только двух человек: меня, поскольку я подозреваю преступление, и убийцу, который надеется, что его деяние никогда не будет раскрыто.

И всю эту неделю я готовилась к новому выходу в облике Рейски. На мое счастье, Петер задумал в воскресенье вечером свозить сестру в Хайкко: дескать, Моника слишком много работает и ее нужно развлечь. Благодаря этому в воскресенье вечером я осталась дома одна и могла спокойно заняться перевоплощением. По дороге на Оури успела еще по-быстрому выкурить парочку сигар и пропиталась нужным запахом.

Рейска никогда не стремился привлекать всеобщее внимание, одевался как среднестатистический финн, и единственным, что в нем могло притянуть взгляд, была рубашка с надписью «Спасибо 1939–1945». Но для нынешней погоды она была слишком легкой и потому осталась дома. Под джинсы я надела длинные кальсоны, начинив гульфик поролоновой палочкой от бигуди. Поношенные десантные ботинки мне были велики, но благодаря толстым шерстяным носкам не болтались. Под коричневой кожаной курткой была клетчатая рубашка и купленный в «Призме» шерстяной свитер. Некоторое время поколебавшись, выбирая между кепкой и шапочкой, я остановилась на первой: пусть лучше козырек затеняет глаза.

В отличие от Хильи Илвескеро, Рейска Рясянен не имел права на ношение оружия, поэтому пришлось пистолет оставить дома. Да и вряд ли на этом свидании с полицейским мне придется отстреливаться. В бумажнике у Рейски сейчас было небогато: древняя читательская карточка библиотеки Каави, которую без труда подделал бы даже первоклассник, пара визиток и фотография, которую я случайно нашла на блошином рынке. Она была сделана в начале восьмидесятых и изображала усатого мужчину, держащего на коленях карапуза в пестром комбинезончике: эта пара вполне могла сойти за Рейску в детстве и его отца. В облике Рейски я выглядела на несколько лет моложе и старалась не забывать об этом, если Рейске приходилось беседовать где-нибудь в баре о наших спортивных достижениях, о чемпионате мира по хоккею и победе Мики Хаккинена в «Формуле-1».

Приладить усы мне в этот раз удалось лишь после долгих трудов: давно не практиковалась и утратила сноровку. Изготовил их мне театральный костюмер в Нью-Йорке, спросив предварительно, какого цвета волосы были у моего отца. Я могла ответить только, что светло-русые. Не помню, чтобы видела у него усы или бороду, в памяти не сохранилось, были ли волоски на его голенях и подмышках толстыми и черными или тонкими и просвечивающими, как у дяди Яри. Ну и хорошо: я не хотела таких воспоминаний. Усы Рейски получились немного светлее, чем волосы парика, и кепка подчеркивала прическу иного типа, чем моя собственная.

Как женщина, я была высокого роста, но как мужчина — не более среднего и потому привлекала меньше внимания. Зато как мужчина я держалась более грубо в закусочной или в очереди на такси, однако старалась быть незаметнее и не нарываться на проблемы. Впрочем, свидание с Рютконеном нельзя было отнести к благоразумным поступкам.

Я двинулась в путь после десяти, так как хотела быть на месте вовремя. На ходу затянулась сигарой и постаралась не закашляться, глотнув дыма. «Из-за Давида я рискую заболеть раком легких!» — раздавался возмущенный вопль где-то в глубинах сознания, но Рейска быстро изгнал Хилью.

На улице Хиеталахтикату стояла тишина, кладбище было уже закрыто. Маленькой я верила, что в полнолуние мертвецы встают из могил и заводят хоровод скелетов — во всяком случае, те, которые не отправились, подобно моей маме, в космической капсуле на небо. Но и сейчас я не была вполне уверена, что привидений не существует. Иногда мне являлись образы людей, ушедших в иной мир: мамы, дяди Яри, иногда даже ребенка, который никогда уже не вырастет даже на сантиметр. Порой моя голова становилась каким-то замком с привидениями.

На Рантатие показался бредущий мне навстречу седовласый старик с двумя рослыми коричневыми собаками. Псы оживленно прыгали, наслаждаясь морозным воздухом. Лужи еще не покрылись льдом, на ясном небе проглядывали звезды, обрывки облаков истаивали прямо на глазах. В такой день солнечные очки выглядели бы нелепо, но, устроившись за большой елью ожидать Рютконена, я надела летные очки. Стекла их темнели при обилии света и сейчас оставались довольно прозрачными, но все же хоть немного защищали.

Остров был полон лодок, установленных на катки, я укрылась за ближайшей. В случае чего между лодками удобно будет затеряться. Наверняка лодки не бросили совсем без присмотра, и я поискала глазами камеры наблюдения, но не нашла ни одной.

Рютконен прибыл на несколько минут раньше срока: подъехал на машине к последнему месту на парковке. По телефону я велела ему прийти одному, но не могла быть уверена, что он послушался. Вся Хиетаранта могла быть полна полицейских, а Рютконен мог прихватить магнитофон и видеокамеру. Но, как я однажды призналась Давиду, мне нравилось чувство опасности. По мнению Майка Вирту, это очень плохое качество для телохранителя: если вас возбуждает опасность, вы неправильно выбрали профессию. Я, однако, осмелилась пренебречь авторитетным мнением. Мудрость насчет «тише едешь — дальше будешь» мне сейчас не годилась.

С минуту понаблюдав за Рютконеном, я шагнула из тени на слабый свет. Выглядел он так, будто полностью контролирует ситуацию, я же волновалась все больше. «Ты Рейска, — внушала я себе, — и ты знаешь о Давиде нечто важное. Забудь о Хилье. Все в твоих руках».

— Вечер добрый, — развязно заявил Рейска, шагнув к Рютконену.

Но руки он не протянул, и Рютконен поприветствовал его лишь легким кивком.

— Кто же ты такой? — спросил он, внимательно осмотрев Рейску.

— Не важно. — Рейска пытался говорить на литературном языке, но Саво поневоле давало о себе знать в его речи.

— Как ты знаешь, я полицейский. Могу заставить назвать себя.

— Да, но как раз поэтому твои коллеги не обрадуются, если узнают, что тебя еще зовут Касси или что ты хотя бы сидишь на этом номере.

— Что ты можешь знать о Касси? — Рютконен шагнул в сторону, видимо пытаясь уйти из-под фонаря.

Рейска чувствовал себя словно рысь, что балансирует на обледенелом стволе и подкарауливает оленя. Всего одно неверное движение — и вспугнешь добычу, зато в случае удачи пищи хватит на многие дни.

— Если бывать в нужных местах, и не то можно узнать.

— И ты бываешь? Ты ведь знаешь нашего общего друга Финского Орла. Или как он тебе представился?

Рейска отступил немного назад, хотя кепка вполне затеняла его лицо.

— Финский Орел, Даниэль Ланотте, Бенгт Няккялаярви… и он же Давид Сталь. — Имя Бенгта Няккялаярви Рейска придумал, чтобы сбить Рютконена с толку, но тот никак не отреагировал на еще один псевдоним.