До конца времен. Сознание, материя и поиск смысла в меняющейся Вселенной - Брайан Грин

Гораздо больше прямых свидетельств способности к речи можно извлечь из множества разнообразных археологических открытий. Ученые, отслеживающие рост черепных полостей и структурные изменения рта и горла у наших предков, утверждают, что пращуры при желании могли разговаривать больше миллиона лет назад, по крайней мере они имели физиологическую возможность это делать. Молекулярная биология тоже дает подсказки. Человеческая речь требует высокой подвижности голосового и ротового аппарата, и в 2001 г. исследователи выяснили, что могло стать главной генетической основой таких способностей. Изучая британскую семью с расстройством речи, охватывающим три поколения — трудности с освоением грамматики и согласованием сложных движений рта, лица и горла, необходимых для нормальной речи, — исследователи сосредоточили внимание на одном генетическом сбое, изменении в одной-единственной букве в гене под названием FOXP2, располагающемся в человеческой хромосоме 716. Эта «опечатка в инструкции» имеется у всех членов семьи и, соответственно, подпадает под сильное подозрение в качестве причины расстройства как языка, так и речи. В ранних публикациях по результатам этого исследования ген FOXP2 окрестили «геном грамматики» или «языковым геном»; тогда было много громких заголовков, которые сильно раздражали исследователей. Тем не менее, оставив в стороне слишком упрощенные гиперболы, можно сказать, что, судя по всему, ген FOXP2 действительно является одним из существенных компонентов нормальной речи и владения языком.

Интересно, что очень близкие аналоги гена FOXP2 обнаружены у многих биологических видов, от шимпанзе до птиц и рыб, что позволяет ученым проследить, как этот ген изменялся в ходе эволюции. У шимпанзе белок, закодированный их версией гена FOXP2, отличается от нашего всего двумя кирпичиками-аминокислотами (а их более чем 700), тогда как соответствующий белок неандертальцев идентичен нашему 17. Умели ли наши неандертальские родичи говорить? Никто не знает. Однако эта линия расследования позволяет предположить, что генетическая основа речи и языка установилась у нас, возможно, в какой-то момент после отделения от шимпанзе несколько миллионов лет назад, но до нашего отделения от неандертальцев около 600 000 лет назад 18.

Предполагаемые связи между языком и каждым из исторических маркеров — древними артефактами, физиологическим строением, генетическими профилями — интересны, но лишь предварительны. Поэтому исследования, основанные на этих маркерах, выдают широкий интервал времени, на протяжении которого могли прозвучать первые слова, — от десятков тысяч до нескольких миллионов лет назад. Как отмечают исследователи-скептики, одно дело — обладать физической способностью и ментальной гибкостью, достаточными для ведения беседы, и совершенно другое дело — реально уметь разговаривать.

Что же могло мотивировать нас к тому, чтобы начать говорить?

Почему мы заговорили

У нас нет недостатка в идеях относительно того, почему наши далекие предки нарушили молчание. Лингвист Гай Дойчер отмечает, что в работах исследователей можно найти первые слова, появившиеся «из криков и окликов; из жестов руками и языка жестов; из способности к подражанию; из способности к обману; из груминга; из пения, танца и ритма; из жевания, сосания и лакания; а также из почти любого другого существующего на свете занятия»19. Этот забавный список отражает скорее креативное теоретизирование авторов, чем реальные исторические корни языка. Тем не менее одна из этих гипотез или некая их комбинация, возможно, рассказывает вполне достоверную историю, так что рассмотрим чуть подробнее несколько предположений о том, откуда взялись наши первые слова и почему они закрепились.

В древние времена, пока не придумали сворачивать материю в слинг, мамаша, занятая делом, для которого необходимы две руки, должна была положить или посадить где-то своего малыша. Те, кто плакал и лепетал, привлекали тем самым к себе мамино внимание, и в ответ она, вероятно, тоже откликалась голосом — ворковала, мурлыкала, ворчала, сопровождая эти звуки успокаивающим выражением лица, жестами рук и мягкими касаниями. Лепет малыша и нежная забота матери обеспечивали, надо полагать, более высокий процент выживших младенцев, что запускало отбор по вокализации и, согласно данной гипотезе, вело наших предков к рождению слов и языка20.

Или, если сюсюканье как источник языка представляется вам неубедительным, обратите внимание на то, что жесты предоставляют нам способ прямой передачи базовой, но жизненно важной информации — достаточно кивнуть на тот или иной объект или указать на окружающую местность. Некоторые из наших нечеловекоподобных родичей-приматов, не обладая настоящей разговорной речью, могут вполне уверенно передавать рудиментарные идеи при помощи жестов — движений конечностями и телом. Шимпанзе в контролируемых лабораторных условиях осваивают сотни жестов, обозначающих различные действия, объекты и идеи. Тогда, может быть, наш разговорный язык возник из более ранней фазы коммуникации на основе жестов. По мере того как наши руки становились все больше заняты изготовлением и использованием орудий, а само жестовое общение в более сложных и многочисленных собраниях оказывалось неэффективным или неудобным (жесты плохо видно ночью, а в группах, занятых охотой или сбором пищи, трудно видеть одновременно руки и тела всех участников), вокализация, возможно, предложила более эффективные средства обмена информацией. Поскольку сам я принадлежу к тем, чьи руки бросаются в дело всякий раз, когда нужно говорить, а иногда и раньше, это объяснение кажется мне особенно правдоподобным.

И все же, если жестовая гипотеза вызвала у вас скепсис, рассмотрите гипотезу психолога-эволюциониста Робина Данбара о том, что язык появился как эффективная замена широко распространенному явлению — социальному грумингу21. Будь вы шимпанзе, вы обретали бы друзей и заключали союзы при помощи того, что осторожно выбирали бы гнид, отшелушивали перхоть и вычищали всякий мусор из шерсти других членов вашего сообщества. Некоторые члены вашей группы платили бы вам тем же, а особи более высокого статуса замечали бы ваши услуги, но оставляли ваших гнид нетронутыми. Ритуал груминга — организующая деятельность, формирующая и поддерживающая в группе иерархию, всевозможные клики и коалиции. Древние люди, возможно, занимались аналогичным социальным грумингом, но с ростом размеров группы индивидуальное обслуживание отношений требовало, должно быть, слишком много времени. Дружба, спаривание и альянсы необходимы, но только при условии, что пищи достаточно. Что же делать? Данбар считает, что эта дилемма вполне могла дать толчок рождению языка. В какой-то момент наши предки, возможно, заменили ручной груминг словесным обменом, что позволило им быстро делиться информацией — кто кому что делает, кто мошенничает, кто строит тайные заговоры и так далее, — заменяя часы выбирания гнид из шерсти минутами грязных сплетен. Недавние исследования показали, что 60 % наших разговоров сегодня посвящено сплетням; поразительная цифра (особенно для тех из нас, кто едва-едва овладел искусством светской беседы), отражающая, по мнению некоторых исследователей, главную задачу языка при его зарождении22.

Лингвист Дэниел Дор развивает идею о социальной роли языка еще дальше. В ходе убедительного и широкого анализа он выдвигает гипотезу о том, что язык — это совместно созданный инструмент со специфической и глубоко важной функцией: дать людям возможность управлять воображением друг друга23. До возникновения языка в нашем социальном общении доминировали совместные переживания. Если мы оба что-то видели, или что-то слышали, или что-то ели, то мы могли высказать друг другу мнение об этом жестами, звуками или рисунками. Но нам было бы трудно наладить коммуникацию о переживаниях, которые не были для нас общими, не говоря уже о сложнейшей задаче высказать абстрактные мысли или описать внутренние ощущения. При помощи языка мы преодолели эти трудности. С появлением языка рынок нашего социального обмена необычайно расширился: теперь вы могли при помощи языка описать переживания, которых я, возможно, никогда не испытывал; при помощи слов вы могли бы воссоздать их в моем сознании. Я мог бы сделать то же для вас. На протяжении тысячелетий, по мере того как благосостояние наших доязыковых предков все больше зависело от скоординированных совместных действий — совместной охоты на крупного зверя, поддержания управляемого огня, приготовления пищи для больших групп людей, совместного воспитания и обучения молодняка24, — они сломали границы невербального общения, привнесли в мир язык и организовали громадную социальную арену, которая охватывает не только разделяемые нами переживания, но и разделяемые нами мысли.