Души теней - Лиза Джейн Смит

Дамон объяснил это Елене, которая сразу же отвергла эту идею. Дамон, видимо, надеялся на непрерывный поток девушек от хрупких и изящных до крепких и румяных, которые будут только рады отдать свою кровь за браслетики или другие безделушки, которыми обычно оплачиваются такие услуги.

Отвергла Елена и идею охоты за деньги. Сейдж рассказал, что, по слухам, существует связь с внешним миром — тренировки для «морских котиков».

— Отсюда они могут выйти разве что «вампирскими котиками», — с сарказмом сообщила Елена группе мужчин-рабов, — могут прыгать за борт и кусать акул. Конечно, парни, можете охотиться на людей, как совы на мышей, но не трудитесь после этого возвращаться домой. Двери будут закрыты… всегда.

Она смотрела на Сейджа, пока ее глаза не стали стальными. Он поспешил удалиться в другую часть имения. Елена не возражала против того, что Сейдж тоже переехал с ними. Узнав, что Сейдж спас Дамона от толпы, устроившей ему засаду по дороге к Площади Собраний, она решила для себя, что, если Сейдж когда-нибудь захочет ее крови, он ее получит. Сначала Сейдж несколько дней прожил в доме по соседству с доктором Меггаром, а потом переехал с ними в особняк леди Ульмы, и Елене стало интересно, не упустил ли он необходимой информации из-за ее замаскированной ауры и молчания Дамона. Она все более явно намекала Сейджу на свои особые свойства, пока однажды он не засмеялся и со слезами на глазах (впрочем, только ли от смеха он плакал?) не напомнил ей американскую поговорку: «Чтобы отвести лошадь на водопой, достаточно одного человека, по даже тысяча человек не могут заставить ее пить». А в их случае можно отвести к воде рычащую пантеру (именно так она обычно представляла себе Дамона), воспользовавшись электрошокером и анкушей но повернется к ней спиной только полный дурак. Елена тогда тоже рассмеялась до слез, но только укрепилась в решении при необходимости дать ему своей крови.

А пока она просто была рада тому, что он рядом. Ее сердце занято Стефаном, Дамоном, и даже Мэттом, несмотря на то что он ее бросил, так что ей не грозила опасность влюбиться в еще одного вампира, каким бы красивым он ни был, но она ценила Сейджа как друга и защитника.

Удивительно, насколько Елена теперь полагалась на Лакшми. Та сновала везде, как суслик, выполняла неприятные обязанности по дому, постепенно превращаясь в горничную леди Ульмы и источник информации об этом мире для Елены.

Официально леди Ульма все еще придерживалась постельного режима, поэтому Лакшми, которая в любое время дня или ночи могла отправлять ее письма, очень ей помогала. А еще Елена могла задавать ей вопросы, не боясь выглядеть чокнутой. Нужно ли им купить тарелки, или еду подают на лепешках, о которые потом вытирают жирные руки? (Тарелки и вилки вошли в моду совсем недавно.) Сколько нужно платить слугам? (Ни в одном другом имении не платили рабам, только одевали их в форму и давали один-два выходных в год.) Несмотря на очень юный возраст, Лакшми была честной и смелой. Елена полагала, что она станет правой рукой леди Ульмы, когда та окрепнет достаточно, чтобы вступить во владение имением.

Дорогой дневник!

Завтра вечером мы отправимся на наш первый прием — или даже настоящий фестиваль. Но у меня совсем не праздничное настроение, слишком сильно я скучаю по Стефану.

А еще я беспокоюсь о Мэтте. Он уехал, так разозлившись, что даже не оглянулся.

Он не понимал, почему я забочусь о Дамоне и в то же время люблю Стефана.

Елена положила ручку и тупо уставилась на дневник. Боль в сердце была вполне реальной, девушка могла бы сильно испугаться, не знай она причины этой боли. Она так скучала по Стефану, что почти не могла есть и спать. Мысли о нем были сродни фантомным болям в ампутированной руке.

Сегодня не помогал даже дневник. Она могла бы написать разве что о том прекрасном времени, когда была вместе со Стефаном. Как чудесно было знать, что, чтобы его увидеть, достаточно только повернуть голову, какое это было счастье. Оно исчезло, оставив тяжелые мысли, чувство вины и тревогу. Что с ним происходит именно сейчас, когда уже нельзя увидеть его, просто повернув голову? Его… пытают?

Боже, если бы…

Если бы я заставила его запереть все окна в его комнате в общежитии…

Если бы я с большим подозрением отнеслась к Дамону…

Если бы только в тот вечер я догадалась, что у него что-то на уме… Если только… Если только…

Мысли бились в голове в такт пульсу. Она судорожно всхлипывала, зажмурившись, сжимая кулаки.

Если я позволю себе поддаться этим чувствам — если они смогут разрушить меня — я стану просто точкой в пространстве. Я исчезну, а это лучше, чем жить без него.

Елена подняла глаза… и уставилась на свою голову, лежащую на дневнике, и задохнулась. Сначала она решила, что умерла. А потом, медленно придя в себя, поняла, что у нее снова получилось. Она вышла из тела.

На этот раз она даже не думала о выборе направления. Она летела так быстро, что не могла сказать, куда движется. Как будто ее куда-то тянули, как будто она была хвостом стремительно падающей кометы.

В какой-то момент она в ужасе поняла, что проходит сквозь предметы, а потом резко повернула — как кончик плети поворачивает за рукоятью — и влетела в камеру Стефана.

Она все еще плакала, когда упала в камеру, не зная, материально ли ее тело, и ни о чем не думая. Она успела только увидеть Стефана — он очень похудел, но улыбался во сне — и упала на него, все еще плача. Он проснулся.

— Да оставь ты меня в покое хоть па несколько минут! — После этого Стефан добавил несколько итальянских слов, которые Елене слышать еще не приходилось.

Она немедленно заплакала — так бурно, что не могла даже слышать и понимать ласковые слова. Они мучили его, используя ее образ. Это было слишком ужасно. Они заставили Стефана возненавидеть ее. Она ненавидела сама себя. Все в этом мире ненавидели ее…

— Елена! Елена, не плачь, любовь моя!

Елена медленно поднялась и сразу уткнулась в грудь Стефана, снова заплакала, пытаясь вытереть нос о его тюремную робу, настоятельно требовавшую починки. Конечно, ей это не удалось; она не могла и почувствовать руку, нежно ее обнимающую.

У нее не было тела. Она могла только плакать, но тут холодный жесткий голос в голове произнес: «Не трать их просто так, идиотка! Используй свои слезы. Если ты собираешься рыдать, рыдай хотя бы над его лицом и руками. И да, все ненавидят тебя. Даже Мэтт, хотя вообще-то он всех любит», — продолжил тихий, жесткий и трезвый голос. Елена снова заревела, невольно отмечая эффект каждой слезинки.

Капли, падая на его белую кожу, окрашивали ее в розовый. Цвет волной растекался под кожей, как будто Стефан был бассейном, а она лежала на поверхности воды.

Слезы текли с такой скоростью, что все вместе это напоминало грозу на Ивовом пруду. Она вдруг вспомнила, как Мэтт прыгнул в озеро, пытаясь спасти маленькую девочку, провалившуюся под лед, и то, что сейчас Мэтт ненавидит ее, Елену.