Голем и джинн - Хелен Уэкер

Он протянул руку, чтобы коснуться ее лица, и она испуганно отшатнулась.

— Мне нельзя быть здесь! — ахнула она и в ужасе огляделась, как будто только что увидела все, что ее окружало.

— Постой! Как тебя зовут? — спросил он, но она только потрясла головой, пятясь, словно испуганное животное. — Если ты не хочешь назвать свое имя, тогда я скажу тебе мое! — (Хорошо, что она хотя бы остановилась.) — Меня называют Ахмад, но это не мое настоящее имя. Я — джинн. Я родился тысячу лет назад в пустыне, которая находится очень далеко отсюда. А сюда я попал случайно, потому что был заточен в кувшине. Я живу на Вашингтон-стрит, к западу отсюда, рядом с мастерской жестянщика. И до сих пор только один человек в Нью-Йорке знал, кто я такой на самом деле.

Ему казалось, что у него внутри распахнулся какой-то шлюз. До этого момента он даже не осознавал, насколько сильно ему хочется рассказать обо всем кому-то, не важно кому.

На лице у женщины была написана отчаянная внутренняя борьба.

— Меня зовут Хава, — наконец выговорила она.

— Хава, — повторил он. — Хава, что ты такое?

— Я — голем, — прошептала женщина и тут же закрыла рот рукой, как будто только что выдала самый страшный в мире секрет.

Она снова отступила назад, потом развернулась и побежала. Во всех ее движениях чувствовалась огромная физическая сила, и Джинн знал, что она могла бы легко согнуть лист самого лучшего металла в мастерской Арбели.

— Постой!

Но она бежала, не оглядываясь, потом свернула за угол и пропала из виду.

Еще минуту или две он постоял на газоне, размышляя, а потом бросился за ней.

Проследить за ней оказалось не трудно. Она, как Джинн и подозревал, действительно заблудилась. На перекрестках она растерянно озиралась и читала таблички с названиями улиц. По дороге ей попалось несколько подозрительных бродяг, и тогда она переходила на другую сторону, чтобы избежать встречи. Джинн старался держаться от нее подальше, но то и дело ему приходилось прятаться за углами домов, когда она выбирала какую-нибудь улицу, а потом передумывала и возвращалась.

Наконец женщина поняла, где находится, и после этого пошла увереннее. Она — а следом за ней и он — пересекла Бауэри и углубилась в более чистый и приличный район. Из-за угла он видел, как она заходит в узкий, зажатый между двумя большими зданиями дом. Вскоре в одном из окон зажегся свет.

Он поскорее ушел, чтобы она не увидела его в окно, и по дороге домой запоминал все улицы, перекрестки и повороты. На душе у него было легко и даже весело, чего не случалось уже давно. Эта женщина — вернее, голем? — представлялась ему загадкой, которую непременно надо разгадать, тайной, которая не даст ему скучать. И он не собирался ждать следующей встречи, предоставив все случаю.

* * *

В своей сырой подвальной комнатушке Махмуд Салех ворочался и крутился в постели. Бессонница появилась у него недавно. Летом он так уставал за день, что едва добирался до дому. Но сейчас был конец осени, и дети уже не хотели мороженого. Тем не менее каждое утро он сбивал его в своей мороженице, а потом под дождем возил по улицам, не обращая внимания на отсутствие покупателей. Никакого запасного заработка он себе не искал, потому что не собирался дожить до конца этой зимы.

Но судьба вмешалась в его планы, на этот раз в образе Мариам Фаддул. Как-то она остановила его у своей кофейни и сказала, что все сирийцы — владельцы кафе и ресторанов, как марониты, так и православные, — решили всю зиму покупать мороженое у Салеха и предлагать его своим клиентам.

— Это будет что-то новенькое, — объясняла Мариам. — Вкус лета зимой.

Когда на улице так холодно, клиенты, скорее, захотят чего-нибудь горячего, подумал Салех, но он знал, что против Мариам логика бессильна, а именно Мариам все это наверняка и придумала. Большинство идеалистов обитают в своих собственных придуманных мирах, надежно защищенных от реальности. А Мариам, казалось, умела без особых усилий заманивать в свой мир и окружающих. Ее естественная доброта путала их трезвые расчеты до такой степени, что они соглашались покупать зимой большие партии мороженого.

«Оставьте меня, — хотелось сказать ему. — Дайте мне спокойно умереть». Но это было бы бесполезно. Мариам уже решила, что нищий, полубезумный мороженщик переживет эту зиму просто потому, что она так пожелала. Он хотел возмутиться, но не мог и чувствовал только слабую досаду.

Теперь Салех гораздо меньше времени проводил на ногах. Он делал мороженое, разносил его по ресторанам и получал за это пригоршню монет. Но на этом благотворительность не кончалась: соседи начали оставлять на ведущих в подвал ступенях поношенную, но крепкую и аккуратно сложенную одежду. Он принимал ее с тем же слабым раздражением, что и щедрость Мариам. Кое-что он носил, а из остальной с помощью толстой иглы и бечевки сшил подобие одеяла, из которого торчали несколько рукавов.

Тело, привыкшее к тяжелой работе и лишениям, взбунтовалось против нового режима и относительного тепла. Вечером он засыпал как обычно, но среди ночи просыпался и наблюдал за мерзкими тенями, копошащимися в углах. Чтобы они не подобрались к его тюфяку, он окружил его защитными кругами мышеловок, а между ними рассыпал порошок карболовой кислоты. Теперь крошечная комната напоминала какой-то дикарский алтарь, а сам он — лежащую посредине жертву.

Он еще поворочался под одеялом, надеясь найти удобное положение. Сегодня выдалась особенно плохая ночь. Несколько часов он лежал без сна, считая удары своего упрямого сердца. Наконец выносить это стало невозможно. Салех поднялся, накинул рваное пальто, обмотал голову шарфом и вышел на улицу.

Ночь была морозной и ясной, и кое-где окна уже покрылись изморозью. Даже его поврежденным глазам она показалась нереально прекрасной. Он глубоко вдохнул обжигающий холодный воздух и выдохнул облако пара. Наверное, стоит немного пройтись, чтобы легче было уснуть.

Уголком глаза Салех заметил какую-то вспышку света. Он прищурился, стараясь понять, что это. Высокий мужчина шел по улице, и его лицо было в огне.

Салех открыл рот. Это ведь невозможно! Неужели он правда горит? Разве ему не больно? Судя по виду, нет: глаза мужчины радостно светились, а на губах играла улыбка.

Его глаза.Его губы.

Колени Махмуда Салеха едва не подогнулись, когда он понял, что смотрит незнакомцу прямо в лицо.

Мужчина прошел мимо, бросив на Салеха неприязненный взгляд. Миновав еще несколько домов, он поднялся на крыльцо ничем не примечательного дома — мимо которого Салех проходил каждый день! — и скрылся за дверью.

Дрожа, мороженщик вернулся к себе в подвал. Поспать этой ночью ему было не суждено. Он посмотрел прямо в лицо человека, и ничего не случилось! Высокий мужчина с арабскими чертами и лицом, будто освещенным изнутри. Единственное реальное существо на улице, полной призраков, — и сейчас, когда он ушел, мир показался Салеху еще более призрачным.