Штурм Грозного. Анатомия истории терцев Уцененный товар (№1) - Владимир Коломиец

Какое мстительное чувство скрытно волновало кровь молодежи, когда перед нею встали грозные валы Нальчика, сверкавшие штыками и жерлами орудий! Веселые крики замолкли, все столпились в кучу и немою массою подвигались вперед. В крепостные ворота впущены были валий, сын его, князья Кантемир Касаев и Росламбек Батоков и с ними три узденя. Зная неукротимый характер Жамболата, Вельяминов приказал приготовить заранее 25 солдат с заряженными ружьями. Жамболата и князей ввели в дом кабардинского суда. Валия с узденями Вельяминов пригласил к себе, чтобы избавить их от возможных опасностей. Между двумя этими домами, стоящими друг против друга на противоположных концах площади, расположился взвод егерей.

Переводчик Соколов, по приказанию Вельяминова, вошел в дом, где были арестованные князья, и сказал, что генерал хочет их видеть, и чтобы они сняли оружие и следовали за ним. Они повиновались. Но едва Жамболат, переступив порог, увидел солдат, как бросился назад в комнату и схватился за оружие. Батоков и Касаев сделали то же, и Соколов вынужден был удалиться. Тогда Вельяминов решил подействовать на Жамболата и склонить его к повиновению путем старого валия.

Необыкновенные обстоятельства свели здесь двух необыкновенных людей, два необыкновенных характера, которые могли возникнуть только в суровом краю и в ту суровую эпоху. Вельяминов принадлежал к редким людям, которые обнаруживаются только при стечении чрезвычайных обстоятельств. От его необыкновенной проницательности ускользало разве только то, чем он пренебрегал. Перед железной силой его воли преклонялось все, исчезали трудности. Он не терял никогда попусту слов, речь его была проста и ясна, повеления коротки. Редко видели его улыбающимся или сердитым. Спокойная осанка и речь, прямая без всяких изворотов, говорили о спокойном и доброжелательном его настроении. Напротив, молчание, привычка выдергивать волос из бакенбарда и сдувать их с ладони – означали противное, и кто был принят Вельяминовым в таком расположении духа, тому не доводилось похвалиться хорошим приемом. Таков был постоянно Вельяминов в своем кабинете, и перед войсками, и в походах через леса и горы, и в самом пылу сражения. Любовь к отдельным лицам поглощалась в нем любовью к отечеству, в обширном смысле этого слова, и чувство долга обладало у него над всем.

Такою же силою воли обладал и старый Кучук. В нем хорошие свойства его народа явились в высокой степени облагороженными. В нем уже перегорел огонь опрометчивой и необузданной юности и уступил место холодному рассудку. Никакая жертва не могла ему казаться великою, когда дело шло об отвращении бедствий от его любимой родины. Он не мстил за смерть своих сыновей и последнего готов был предать заслуженной каре, лишь бы избавить свой народ от гибели.

Вельяминов встретил почтенного валия на пороге комнаты и ласково протянул ему руку:

– Здравствуй, Кучук, – сказал он. – К сожалению, я не могу радоваться свиданию с тобой. И то, что я должен сказать, будет столько же больно слушать тебе, сколько и мне говорить.

Вельяминов молча указал стул возле окна. Оба сели. Кучук исподлобья бросил взгляд на улицу и увидел, что дом, где находится его сын, окружен солдатами. Лицо старого валия осталось неподвижным.

После минутного молчания Вельяминов сказал ему:

– Кучук! Твой сын сделался изменником, он забыл присягу и милости царские, и дружбу Ермолова к тебе, забыл свой долг, честь и как разбойник напал на наши деревни. Он уже арестован. Тебе, как валию и отцу, я поручаю узнать, не найдет он хоть что-нибудь к своему оправданию.

Старик спокойно ответил:

– Виноват ли мой сын, или нет, ты это лучше меня должен знать и судить. Однако прошу: избавь меня от печальной обязанности говорить с ним. Тяжело мне быть исполнителем наказания, а еще тяжелее подвергнуться, если я встречу с его стороны непослушание моей власти. Я знаю гордый, неукротимый нрав своего сына, и могу ожидать этого.

– Я это делаю, – сказал Вельяминов, – из уважения и участия к тебе. Мои средства для достижения цели заключаются в силе. Но сила гнет, ломает, твое средство – любовь, и думаю, что отцовское сердце сумеет покорить упрямство сына. Участь этого сына я и вверяю отцу его.

В душе старика скользнул луч надежды, и он пошел к Жамболату. Жамболат сидел в комнате на широкой деревянной скамье и чистил оружие, закоптевшее от пороха во время последней джигитовки. Он встал и поклонился отцу.

Лицо старика не обнаруживало тревожного состояния духа. Оно было спокойно и серьезно, как будто бы валий готовился дать сыну обыкновенное приказание.

– Жамболат! – сказал он, – по приказанию Вельяминова ты арестован, и я пришел взять у тебя оружие.

– Не дам, – глухо отвечал Жамболат.

– Повинуйся мне, валию и отцу! – громко крикнул Кучук.

– Оружие не отдам, – еще глуше прошептал Жамболат.

– Ты изменил слову, – продолжал старый Кучук дрогнувшим голосом, – ты нарушил клятву, ты воровски, не как природный князь, а как разбойник, поднял оружие против тех, кому твой отец, твой повелитель, глава всего кабардинского народа безусловно повинуется. Что скажешь ты в свое оправдание?

Жамболат молчал. Он, видимо, боролся с собою, но, наконец, сказал твердо:

– Нет! Таково предопределение Аллаха. Я не отдам оружие.

Кучук вышел из комнаты.

Вельяминов пытливым взглядом встретил возвратившегося валия.

– Ты не принес с собою оружие Жамболата? – сказал он.

Вельяминов встал и начал задумчиво ходить по комнате. Наконец он остановился перед валием.

– Кучук! – сказал он ему, – ты знаешь, со мною не шутят. Не хочу знать, что побудило сына твоего к измене, но знай, что его спасение – в слепом повиновении. Больше надеяться ему не на что…

Снова пошел старый Кучук, и на этот раз застал Жамболата стоявшим посреди комнаты с заряженной винтовкой. Безмолвно смотрел отец на мятежного сына. В эту минуту вошел комендант.

– Гяур! – неистово крикнул Жамболат и бросился с обнаженным кинжалом.

Отец быстро заслонил ему дорогу и внезапно и сильно схватил его за руку. Кинжал, звеня, упал на пол. Всякая тень надежды исчезла. За такое преступление помилования уже быть не могло. Кучук воротился к Вельяминову.

– Генерал, – сказал он, – я сделал все, что от меня зависело, теперь ты поступай, как велит тебе твой долг и совесть.

И валий с глубоким спокойствием сел у окна.

Вельяминов позвал адъютанта, отдал ему коротко приказ и сел против валия.

Взвод солдат приближался к дому, где находился неукротимый Жамболат. Вдруг из окна грянул выстрел, вслед за ним – другой. Двое солдат повалились. Бешеный Жамболат вышиб ногою окно и выскочил вместе с Касаевым, сверкая шашкою… Тогда солдаты дали залп, и преступники, окровавленные, грянулись оземь… Росламбек сдался. Он оставался в комнате, не стрелял сам и старался уговорить и товарищей по несчастью.

С холодным видом смотрел валий на эту страшную сцену Наконец он поднялся и стал прощаться с Вельяминовым.