Дорога на яйлу - Владимир Журавлев

Он равнодушно переступил Типуна и побрел вниз, к реке. Утопиться, что ли? Так было уже…

В газетном киоске с обложки глянцевого журнала ему сияла телесами обнаженная красотка. Чем-то она походила на Эвелину. Такая же холеная, пышущая здоровьем. Только постройнее. Он равнодушно почитал. Дочь одного очень высоко стоящего товарища. Великосветская проститутка. А вот еще одна. Тоже голая. Тоже дочь. То-то папенькам неуютно в гробах от такой славы фамилии. А вот уже сын. Но этот из окна выпал. Наркотики. И еще один – тоже наркотики… Вспомнилось определение Берен-йот-гали: «Не знаю, чем их навернет. Но по моему мнению – это будут наркотики.» И вот наркотики есть.

Он вспомнил сумасшедшего философа, его выкладки. Посчитал на пальцах. Тридцать лет. И положить еще столько же на угасание. Эпоха. И расы не станет. Это если Берен не ошибся. Все-таки официально считался сумасшедшим.

А Знака все не было.

Он прошел весь город. Вот так же когда-то они шли ночью с Олесей. И видели примерно то же самое.

А потом он набрел на музыкальную школу. Внутри играл ансамбль. Ансамбль был неумелый. А вот музыка – великой.

Он сел прямо на асфальт, прислонился к стене и закрыл глаза. Ему никогда не сыграть даже так. Никогда. Вся жизнь – тренировки, подготовки к боям. И бои, конечно. На остальное времени нет.

– Мальчик! Ты кого-то ждешь?

Он открыл глаза. Женщина. Конечно, женщина! В этой реинкарнации ему выпадают только женщины. Очень молодая. Очень своеобразная. Ух какие строгие глаза.

– Очевидно, вас, – пробормотал он. – Мне же нужен композитор. Я… завтра приду, ладно?

И снова прикрыл глаза. Он очень устал.

Музыка подхватила его на своих крыльях и понесла… и он так и не понял, что знаки – были. Были повсюду.

– Э, робя, ну куда все поползли?! – вопросил растерянно морской пехотинец. – А военный совет?

Ему нравилось у мятежников. Простые отношения, ясные задачи. Кто был никем – пожалуйста, можешь стать всем. Но иногда, вот как сейчас, соратники его страшно раздражали. Потому что держали себя так, словно знали что-то, но ему сообщать не спешили! Переглянулись – и пошли… а куда пошли?! А ему куда… и что?! Дать бы по башке! Вот хоть эльфам, чтоб не лыбились…

Он безнадежно подождал ответа, попробовал поймать за руку Асиа… и как-то до того неловко это сделал, что женщина оказалась у него в руках. Вся.

– Ну вот она я, – нетерпеливо сказала она. – Ты меня хочешь…

– Да, потом! – машинально брякнул Кормчак. – Здесь хоть кто-то может сказать, что мне делать?

Рядом тут же появились эльфы, страшно заинтересованные ситуацией, когда «хочет, но потом». И еще они могли и хотели сказать Кормчаку, что ему делать, когда в руках оказывается женщина!

Морпех, и так рыжий и веснушчатый, страшно покраснел. Но не от советов. Вряд ли он их вообще слышал. Дело в том, что Асиа никуда не рвалась уйти, а уютно расположилась в его руках. И поглядывала с любопытством поверх платка. И Кормчак вдруг почувствовал, что держит восхитительно изящную, красивую женщину. Вплотную же стояли. И офицер разом потерял голову, сердце, душу – что говорить, он даже дышать забыл! За свои двадцать пять лет жизни он никогда не держал в руках женщину. Никогда. Так получилось. А тут – сразу Асиа…

Он родился и вырос в рыбацком городке на южном побережье, где девочки вообще-то были доступны, как в любом порту. Но не для всех. Например, парень, зовущийся Музгун Кормчак, шансов не имел вообще. Музгун – мелкая такая живность в южных водах, еда для более сильных. Он был очень мелким и слабым, Музгун Кормчак. Отверженность его не смущала. Он же не один такой. Вон сколько вокруг таких же, худосочных и бедных, никому не нужных. Пинки и затрещины делились на всех поровну, так что жилось… терпимо. В юности он, правда, окреп и немного подрос. Но к тому времени выучился, благодаря светлой голове, и на пьяных ровесниц из родных трущоб глядел с брезгливостью. А ослепительно красивые йохи из богатых семейств, о которых он мечтал, с брезгливостью смотрели на него. Это если вообще смотрели. Потом – армия, закрытый гарнизон… вот так и получилось, что Асиа оказалась у него первой женщиной. Не в смысле – первой, а… все равно получается, что первой!

Женщина тоже что-то почувствовала. Еще бы! Как она не воспламенилась в тех местах, где офицер ее касался, непонятно. Но он молчал, и Асиа высвободилась, мягко и как-то незаметно. И ушла, оставив волнующий запах трав и цветов на его руках. Духи. Она пользовалась духами, как благородная… Уже издалека донесся ее голос:

– Лала! Войско пойдет – твои гонцы где?

– Мои гонцы за шпионами подглядывают! – радостно отозвалась Чоолпан. – «Ночные коты», и два «Кулака» с ними! Они в овраге ползают! Такие смешные!

– Пусть ползают, если на конях не умеют ездить! А вы не подглядывайте! Уважайте старших! Расставь гонцов немедленно! Давай отсюда…

– Ай-гала-да! – понятливо заключила Чоолпан и убежала.

Кормчак огляделся. Убедился, что остался на холме в одиночестве, и побрел к лагерю, не чувствуя ног.

У мятежников было хорошо. Но одно осталось, как и прежде: Музгун Кормчак не имел у женщин никаких шансов. И не то чтобы женщин не было среди мятежников. Они еще как были, аж глаза резало. Но – все как будто жили… в офицерском училище профессор объемных сред называл это – параллельные миры. Вот там женщины и существовали: любили и ненавидели, дружили и ссорились… Эпсар Кормчак ходу в те миры не имел. И не мог – в соответствии с законами объемных сред. Реальные расстояния значения не имели. Даже Асиа, бывшая ближе некуда, жила в ином мире. И принадлежала, странно представить, какому-то подростку. В том числе и подростку.

«Почему какой-то берхь сопливый, почему не я?» – в который раз задался вопросом Кормчак. Ответа не было.

Вот этот берхь сопливый к Кормчаку и подъехал. И застал его в очень неприятный момент: морпех сердито наблюдал за суетой в лагере и, как всегда, не мог сообразить, что делать. Советами и подсказками степняки себя не утруждали, а эпсар до просьб не унижался.

– Вот уроды! – сказал вдруг Санниэре. – Хоть так, но новичка принизить! Вроде и миры разные, а повадки шакальи неистребимы! Курган из голов сложить бы…

Находившиеся неподалеку Ит-Тырки предпочли убраться подальше. Странный подросток занимал в мире степняков не совсем понятное, но серьезное положение.

– Смени тяжеловоза на степную лошадку, – посоветовал подросток. – И мореманы твои пусть заменят. Отряд дальше быстро пойдет, не угонитесь.

– ?

– Мореманы! – повторил подросток. – Или как у вас? Оммдёмэр? Шипмен? Маринер?..

– Маринески, – сказал Кормчак, сообразив. – Мы маринески. Люди моря.

– А всё равно битюгов замени.