Однажды летним днем - Наталия Антонова

– Ага, – улыбнулся Морис, – остаётся только надеяться, что конфисковал он её на время…

– Представляю, какую бурю чувств он испытывал при чтении главы о французской кухне, – продолжала улыбаться Мирослава.

– Это точно. Но я бы рекомендовал российским чиновникам от образования перенести французское меню для школьников в наши учебные заведения.

– Ты слишком многого хочешь, дорогой! – усмехнулась Мирослава.

– Но разве здоровье будущего нации не стоит на первом месте?

– В идеале стоит, а в реальности, – она махнула рукой и погрузилась в свои мысли.

– Какие у вас планы на завтра? – спросил Морис.

– Знаешь, Морис, я никак не могу понять, как так вышло, что Окунева убили из наградного оружия ветерана войны?

– Наверное, как и предполагает сын ветерана, его кто-то украл, а потом продал.

– Возможно. Но мне не верится, что боевой офицер хранил оружие в открытом доступе.

– Он же был очень старенький.

– Всё равно.

Морис пожал плечами.

– Сам подумай, ни сын, ни кто-то ещё не говорили следователю, что ветеран страдал маразмом. Значит, с головой всё у него было в порядке, и он не позволил бы никому взять у него ключ от сейфа. А если бы заметил его пропажу, сразу же позвонил бы в полицию. Старшее поколение было воспитано именно так.

– Вы что же думаете, что его продали уже после смерти старика? Сын?

– Может быть, его вообще не продавали… – задумчиво проговорила Мирослава.

– Но как же?! Если бы сын ветерана хоть тончайшей ниточкой был связан с Окуневым или его семьёй, полиция бы раскопала эту связь.

– Нет, я уверена, что Окуневы ничего не знали о пистолете. Я также думаю, что сын ветерана не причастен к убийству Филиппа. Здесь что-то другое.

– Что же?

– Вот это я и хочу попытаться узнать завтра.

– Поедете к сыну ветерана?

– Нет, сначала на квартиру к самому ветерану.

– Не понял…

– Хочу поговорить с соседями. Узнать, живёт ли кто-то сейчас в его квартире.

– Возможно, родственники её уже продали?

– Сомневаюсь. Но если даже твоё предположение верно, соседи-то остались на месте.

– Да, это, скорее всего, так.

– Морис! Смотри, какая луна! – неожиданно воскликнула Мирослава. – Она просто не сводит с нас глаз!

– Не иначе как тоже интересуется ходом расследования, – сыронизировал Миндаугас.

– Шпионит? – забавно округлила глаза Мирослава.

– Почему сразу шпионит, – заступился за луну Морис, – просто берёт уроки детективного мастерства. А потом на пару с лунным зайцем возьмёт и откроет своё агентство.

– И составит нам конкуренцию?

– Нет, надеюсь, она будет заниматься расследованием космических тайн.

Они одновременно рассмеялись и, пожелав друг другу спокойной ночи, разошлись по своим комнатам. Дон сладко потянулся и потопал за своей любимой хозяйкой.

На следующее утро Мирослава, как и собиралась, поехала на квартиру к ветерану. На её звонки никто не откликнулся, как, впрочем, и следовало ожидать. Мирослава позвонила в дверь напротив, но там тоже никто не отозвался. За дверью рядом детективу послышался детский плач, и она осторожно нажала на кнопку звонка. Ещё не стихли его переливы, когда дверь распахнулась. На пороге стояла растрёпанная молодая женщина. В одной руке она держала ребёнка, а в другой розового слонёнка.

– Вы почтальон? – спросила она у Мирославы.

– Нет, я детектив, – улыбнулась Волгина.

– Но я совсем не жду детектива, – растерянно проговорила женщина.

– Мне нужно поговорить с вами о вашем соседе. Василии Ивановиче Филиппенко.

– Но он умер! – женщина выронила игрушку и испуганно прижала руку ко рту.

– Я знаю, – успокоила её Мирослава, подняла розового слонёнка и протянула его малышу.

Тот покосился на детектива, взял игрушку и прижал её к груди.

– Надо же, – обрадовалась молодая мама, – у вас взял! А у меня не хотел, всё кидал и плакал.

– Наверное, он любит знакомиться с новыми людьми, – предположила, улыбнувшись, Мирослава.

– Да, он у нас общительный, – женщина зачем-то потрясла ребёнка и звонко чмокнула его в щёчку.

Малыш размахнулся и снова кинул розового слонёнка.

– Ну, вот опять, – огорчилась молодая мама.

Мирослава подняла слонёнка, посмотрела на малыша и серьёзно сказала:

– А ты знаешь, что ему больно?

– Он игрушечный! – заявило, шепелявя, милое дитя.

– Это ничего не значит, – продолжала серьёзно настаивать на своём Мирослава, – у каждой вещи есть своя душа.

– Душа? – переспросил мальчик.

– Да, ощущения, чувства.

Теперь уже на Мирославу заворожённо смотрели двое – и мать и сын.

Мальчик пришёл в себя первым и спросил:

– А кто это сказал?

– Японцы!

– Японцы? – удивился он новому слову.

Не давая ему опомниться, Мирослава быстро добавила:

– Уж их мудрости ты можешь поверить. Если ты и дальше будешь кидать игрушку, то вполне вероятно, что в следующей жизни кто-то будет бросать тебя.

Мальчик вырвался из рук матери, поднял слонёнка, прижал его к груди и сказал:

– Я больше не буду его кидать. Я же не знал, что ему больно.

– Теперь знаешь.

И в это время что-то угрожающе зашипело в глубине квартиры.

– Ой! У меня же суп на плите! – воскликнула женщина, схватила ребёнка на руки, но потом, вероятно, под влиянием угрозы полного заливания плиты, сунула его в руки Мирославы и умчалась.

– Это мама на кухню побежала, – снисходительно пояснил ребёнок.

– А я думала, в пещеру к страшно шипящему дракону, – проговорила Волгина делано испуганно.

– У нас нет драконов, – рассмеялся ребёнок, – их вообще нет.

– А ты откуда знаешь?

– Это всем известно.

– Не скажи.

Мирослава опустила мальчика на пол и сказала:

– Ну раз ты уверен в нашей безопасности, то веди меня к маме.

Мальчик весело рассмеялся, схватил Мирославу за руку и увлёк за собой.

Женщина сняла с плиты кастрюлю и теперь занималась тем, что старалась оттереть коричневые подтёки. Наконец ей это удалось, и она спросила:

– А почему вы интересуетесь Филиппенко?