Садовник (сборник) - Валерий Залотуха

Сталина усадили в сани, Сухов растянул меха и заиграл «Златые горы», но каждый понял мелодию по-своему: Председатель, к примеру, запел «Комсомольцы-добровольцы», Забродина – «Стою на полустаночке», а Сорокин вообще не пойми чего: «Клянусь я сердцем и мечом: иль на щите, иль со щитом!» – каждый пел свое.

И когда Мякиш звонко хлестанул мерина и по-разбойничьи свистнул и санки сорвались, взметая пушистый снежок, и растворились в зимней белизне, малоивановцы еще продолжали доказывать, что никакой медведь никогда в жизни им на ухо не наступал.

А на следующий день…

А на следующий день приехала Любаша со своим мужем… А прятаться бесполезно было – уж слишком быстро все произошло, можно сказать, скоропостижно.

Денек выдался не сильно морозный, и баба Шура решила выгулять Раджу. Колька свалился с ангиной, и хоть и непросто было одной, но одела слона: и попону, и нахоботник, и уши у ушанки завязала. И, взяв его, смирного и неторопливого, за веревочку, повела выгуливать. У околицы встретился Мякиш. Он запряг в санки, которые сделал специально, своего страуса и теперь их опробовал. Петя ходко бежал.

– Здоров, – сказала баба Шура, а Мякиш только рукой успел махнуть. И пошла баба Шура со своим Раджой дальше.

А у околицы, на выезде из деревни две черные машины – на страшной скорости. Первая тормознула, вторая тормознула, и из первой Любаша вылетела и летит – раскрылетилась.

– Мамочка!

А баба Шура как стала, так и стоит. Веревка из рук выпала… но Раджа тоже остановился и стоит. А Любаша подбегает и кричит так, будто ее сейчас резать будут:

– Теперь я не Потапова! Теперь я Нетужилина!

И, хотя мать никаких доказательств не требовала, дочь стала перед ее носом паспортом своим новым размахивать.

– Вот, вот, читай: Нетужилина Любовь Петровна!

Баба Шура кивает – вижу, мол, вижу, а сама на Раджу косится, но Любаша на него ноль внимания. Тычет пальцем в сторону первой машины и кричит:

– Там он, мама, там! Новый-новый! Русский-русский!

– А чего не выходит? – спросила баба Шура.

– А они, новые русские, никогда сразу из машины не вылазиют. Посидят сперва, оглядятся… – объяснила Любаша. – А где же Жан-Поль, где мой малыш?

– Приболел маленько.

– Что с ним? – воскликнула Любаша, прижимая ладонь ко лбу и откидываясь назад.

Баба Шура видала и не такое и ответила спокойно:

– Снег жрет, сосульки грызет, что с ним, – и, вглядываясь в затемненные стекла лимузина, двинулась вперед.

А навстречу ей, из второй машины – два здоровяка в драповых пальто.

– Секьюрити! – отрекомендовались они хором, но баба Шура поняла по-своему.

– Секрютины? А мы Потаповы! Очень приятно!

А тут и новый русский, Любашин муж, из своего лимузина выходит. Одет, как новый русский, но худенький и грустный. Идет к бабе Шуре, а сам от Раджи глаз не отводит.

– Александр Иванович, – представился он и протянул руку.

– Александра Ивановна.

– Вот видите, – закричала Любаша, которая рта, вообще-то, не закрывала. – Это судьба! У вас и гороскопы сходятся!

А муж не слышит, смотрит все на Раджу. А баба Шура – то на зятя, то на Раджу, и сердце у нее все ниже и ниже опускается.

– Какая большая у вас корова, – слегка заикаясь, поделился впечатлением зять.

– Корова! – обрадовалась баба Шура. – Большая, ага… Выросла такая… Кормим, не жалеем, ага…

– А молока много дает? – деловито поинтересовался зять.

– Молока? – Баба Шура замялась. – Да, вообще-то, это бык…

– Бык, – повторил Александр Иванович.

– А как его зовут?

– Имя у него индийское – Раджа.

Нетужилин удивленно помотал головой.

– Я недавно в Индии был, но таких коров там не видел.

– Таких больше нигде нет, – подтвердила баба Шура. – Наша порода, местная.

– А на морде у нее противогаз? – задал вопрос один из Секрютиных, и баба Шура совсем осмелела.

– Ага, противогаз! Экология у нас ни к чёрту! Люди еще ничего, а животным тяжко.

– Ну, пойдемте же скорей домой! – требовала Любаша, так и не приметившая слона.

Встреча матери с сыном проходила так, как и должна проходить встреча матери с сыном в представлении матери: со слезами, всхлипываниями и возгласами: «Мой бедный мальчик!», «Малыш, мой малыш!» и «Жан-Поль! Жан-Поль!» Колька вел себя как мужчина, терпел, время от времени поправляя шерстяной шарф, которым было завязано его горло.

А вот знакомство с отцом вряд ли можно назвать типичным.

Сначала Колька увидел первого Секрютина, и тот ему очень понравился. А второй понравился больше первого, потому что был больше первого. Но когда между ними протиснулся, виновато улыбаясь, Александр Иванович, Колька все понял и сказал негромко:

– Блин…

Александр Иванович протянул узкую ладонь и заговорил, заикаясь.

– Ну-ну-у… здравствуй…

– Заика? – спросил Колька.

Секрютины зашевелились, возможно почувствовав угрозу для охраняемого лица.

– К-когда волнуюсь, – объяснил Нетужилин.

– А ты не волнуйся, – предложил Колька. – Я же не волнуюсь.

И все облегченно засмеялись.

А дальше начался сумасшедший дом, и если бы вице-мэр и господин супрефект оказался в тот момент в доме бабы Шуры, то утвердился бы в своем мнении о психическом здоровье малоивановцев.

Во-первых, пошли соседи.

Во-вторых, Секрютины стали носить в дом какие-то коробки.

В-третьих, Любаша не закрывала рта.

То, что Александра Ивановна при этом накрывала на стол, а Колька запустил подаренный Нетужилиным радиоуправляемый вертолет, и тот летал вокруг и всех обстреливал, это уже, как говорится, детали.

Бедного нового русского заняла, развлекая, Катя-продавщица. Ямочки на ее щеках так и играли.

– Это все ваша родня? – вежливо спросил Нетужилин, указывая взглядом на десятки фотографий, вставленных по-деревенски в одну большую рамку.

– Родня… – отозвалась Александра Ивановна, тяжело выбираясь из подпола с ведром картошки.

– Родня, – подтвердила Катя, начиная свою экскурсию по лицам. – Это – Женька Шулейкин, с ним однажды такая история приключилась, ужас! Он, вообще, в торговле работал, а попал на корабль, где диких зверей везли. А его там за дрессировщика приняли! Ох и страху натерпелся! Он потом нам тут рассказывал, мы обревелись…

Любаша отмахивалась от наседающего вертолета, но рта не закрывала: