Страх. Почему мы неправильно оцениваем риски, живя в самое безопасное время в истории - Дэн Гарднер

Малышка широко улыбается и тянется к камере, одна босая ножка выставлена вперед, словно она сейчас сорвется с места и побежит, чтобы обнять колени фотографа. Она еще совсем кроха. На по-детски пухлых запястьях видны перетяжки. Эта фотография наполнена радостью – великолепный, светящийся черно-белый портрет, который любая мама захотела бы поставить к себе на прикроватную тумбочку или, возможно, даже на столик в гостиной, чтобы его видели все гости. Вместо этого фотография украшает переднюю полосу газеты, что может означать только одно – трагедию.

Эту малышку зовут Шелби Ганг. О какой трагедии пойдет речь, можно догадаться по одной малозаметной детали – по коротким и редким волосам, как у новорожденного или как у ребенка, который проходит лучевую и химиотерапию.

Когда Шелби исполнилось 22 месяца, у нее на плече появилась непонятная опухоль. «У малышки была четвертая стадия саркомы Юинга, злокачественной опухоли костного скелета, которая чаще поражает мальчиков, чем девочек, и обычно в подростковом возрасте. Случай Шелби – один на миллион. Болезнь очень быстро прогрессировала: за три дня между КТ-сканированиями метастазы в легких увеличились с размера крошечных пятнышек до отчетливо узнаваемых раковых узелков», – писала в своей статье Эрин Андерсен. Далее последовала череда мучительных операций и радикального лечения. Мать Шелби, Ребекка, «уволилась с работы. Она и ее мама, Кэрол Макхью, попеременно 24 часа в сутки дежурили у постели девочки в больнице. Отец Шелби, Стив, менеджер по продаже автомобилей, был вынужден продолжать общаться с клиентами и выполнять свою работу, зная, что его дочь умирает. Кому-то нужно было оплачивать кредит за дом».

Ситуация ухудшалась. «У Шелби начался жар. Она страдала от лучевых ожогов третьей степени. Во рту образовалось столько язв, что она не могла глотать слюну. Ее рвало по три – пять раз за день». Все было бесполезно. Шелби начали оказывать паллиативную помощь. «Даже под действием обез­боливающих Шелби кашляет, ее рвет, лихорадка не прекращается, – писала Эрин Андерсен. – Это больше, чем может вынести любой человек, не говоря уже о маленькой кареглазой девочке, которой только исполнилось три года. Люди по-прежнему пишут Ребекке, что они надеются на чудо. Но Ребекка знает, что для Шелби этого чуда не будет. Обнимая свою девочку здесь, в больничной палате с приглушенным светом, Ребекка молится не о том, чтобы ее дочь жила. Со всей безграничной материнской любовью она молится о том, чтобы Шелби умерла». Вскоре после публикации статьи Шелби скончалась.

Почти всю первую полосу субботнего номера Globe and Mail от 18 ноября 2006 года занимала фотография Шелби Ганг. Заголовок гласил: «Рак: один день из жизни». Издание готовило к публикации серию статей, посвященных раку, и Шелби стала ее звездой: по мере того как спустя дни и недели в печать выходили запланированные статьи, болезненно красивая фотография малышки появлялась в начале каждой из них. Фактически газета сделала Шелби лицом рака.

Это было странно, так как Шелби подходила для этого меньше всего. «Рак – преимущественно болезнь пожилых, – говорится в сводном отчете по статистическим данным Канадского общества по борьбе с раком. В 2006 году 60% умерших от рака были в возрасте 70 лет и старше. Еще 21% – в возрасте старше 60 лет. – Для сравнения: менее 1% новых случаев заболевания раком и смертельного исхода приходятся на людей младше 20 лет». Точные цифры могут слегка отличаться по странам и годам, но в целом история одинаковая: риску развития раковых заболеваний подвергаются в основном пожилые люди, а случаи, как у Шелби, – это крайне редкие исключения.

История Шелби, рассказанная в статье в Globe, особенно ее фотография, – это пример высокого профессионализма в журналистике. История злобо­дневная и трогает за живое. Но вот решение сделать маленькую девочку лицом серии статей о раке – это проявление темной стороны профессии. Очевидно, что случай «один на миллион» – фантастически нерепрезентативен, но редакция предпочла историю, а не статистику, эмоции, а не точность, и, сделав это, она способствовала формированию у читателей в корне неверного представления об очень важном вопросе.

Подобное несоответствие между трагической историей и холодными цифрами наблюдается в СМИ постоянно, особенно в статьях на тему рака. В 2001 году группа исследователей под руководством Уайли Берка из Вашингтонского университета опубликовала анализ статей, посвященных раку груди и напечатанных в крупных американских журналах за период 1993–1997 годы. Среди героинь этих публикаций 84% женщин были в возрасте младше 50 лет, когда у них впервые был диагностирован рак груди; почти половина из них были младше 40 лет. Однако, по данным исследователей, с реальной статистикой все обстоит совершенно иначе: только 16% женщин, у которых диагностирован рак груди, моложе 50 лет и 3,6% женщин моложе 40 лет. Что касается женщин старшего возраста, то в статьях о них почти не упоминается: только 2,3% героинь статей были старше 60 лет, и ни в одной статье из 172 опубликованных не упоминались женщины старше 70 лет. Это притом, что две трети женщин, у которых был диагностирован рак груди, были в возрасте 60 лет и старше. Фактически описанная в прессе проблема заболеваемости раком груди поставила все с ног на голову. Результаты исследований, проведенных в Австралии и Великобритании, оказались аналогичными.

Это не может не вызывать беспокойства, так как информационная картина, которую рисуют СМИ, заставляет женщин бояться заболеть раком груди. Истории в журналах рассказываются очень эмоционально и лично и поэтому запоминаются надолго, так что, однажды прочитав их и впоследствии задумавшись о риске заболеть раком груди, женщина легко и просто вспомнит об упомянутых в статьях молодых представительницах прекрасного пола и вряд ли подумает о пожилых (если только у нее не было личного опыта общения с ними). Внутренний голос, опираясь на Правило примера, сделает вывод, что риск развития рака груди гораздо выше в молодом возрасте. Даже если женщина найдет объективную статистику, которая говорит, что с возрастом риск развития рака груди увеличивается, это мало на что повлияет, так как Внутренний голос к статистике глух, а именно он часто имеет решающее значение при формировании суждений.

Этот вывод подтвердили результаты исследований сразу в нескольких странах. Так, в 2007 году ученые из Оксфордского университета опросили британских женщин, пытаясь выяснить, в каком возрасте, по их мнению, «самый высокий риск развития рака груди». 56,2% опрошенных ответили, что «возраст не имеет значения»; 9,3% сказали, что риск выше после 40 лет; 21,3% – что после 50 лет; 6,9% – что после 60 лет; 1,3% были уверены, что самый высокий риск в возрасте после 70 лет. Правильный ответ – «в возрасте 80 лет и выше» – выбрали 0,7% опрошенных.

«Преувеличенное и необъективное восприятие риска развития рака груди может иметь ряд негативных последствий для пациенток», – отмечает Уайли Берк. Пожилые женщины могут пренебречь обследованиями, так как будут уверены, что «рак – болезнь молодых», а молодые женщины могут испытывать беспричинную тревогу, «что само по себе служит патологическим состоянием».