Страх. Почему мы неправильно оцениваем риски, живя в самое безопасное время в истории - Дэн Гарднер

Есть четыре стандартных критерия диагностирования синдрома беспокойных ног, однако практически все обнаруженные исследователями статьи ссылались на опрос, направленный на выявление только одного симптома. На основании опроса был сделан удивительный вывод, что синдромом беспокойных ног страдает каждый десятый американец. По мнению исследователей, на самом деле этот синдром выявлен не более чем у трех процентов населения. В половине статей открыто назывался препарат компании GlaxoSmithKline (ропинирол), и в половине из них были истории пациентов, которые начали его принимать и испытали облегчение. Лишь один из изученных материалов приводил статистику по эффективности этого препарата. И Волошин, и Шварц справедливо оценили ее как «скромную»: 73% людей, принявших препарат, заявили об облегчении симптомов по сравнению с 57% участников исследования, которым дали плацебо. В большинстве статей, упоминавших о ропинироле, не говорилось о возможных побочных эффектах, и лишь в одной оценивался риск его применения. Каждая пятая статья отсылала читателей к некоммерческому фонду Restless Legs Foundation, но нигде не упоминалось, что самый крупный спонсор фонда – компания GlaxoSmithKline. Волошин и Шварц пришли к заключению, что «журналисты тоже были ангажированы».

К сожалению, есть еще одна более фундаментальная проблема с тем, чтобы полностью свалить подход «больше крови – выше рейтинг» на алчность медиаменеджеров. Читатель должен был почувствовать ее, когда знакомился с трогательной историей Шелби Ганг в начале главы. Несмотря на трагичность истории, описание страданий маленькой девочки и ее близких получилось очень трогательным. Это не могло не найти отклик у любого человека, у которого есть сердце, включая журналистов.

По большей части журналисты, редакторы, продюсеры не передергивают факты и не преувеличивают риск только потому, что заранее просчитывают, насколько это повысит рейтинги и прибыль. Они делают это, потому что информация, которая «цепляет» зрителей, «цепляет» и самих журналистов. Они ведь тоже обычные люди.

«Человек испытывает желание слушать и рассказывать драматичные истории», – писал Шон Коллинз, старший продюсер National Public Radio News в письме в журнал Western Journal of Medicine. Это письмо было ответом на исследование, проанализировавшее новостные телевизионные программы в округе Лос-Анджелес и содержавшее жесткую критику со стороны Дэвида Макартура и его коллег. «Я не знаю ни одной оперы, темой которой является, например, ишемическая болезнь сердца, зато могу назвать несколько опер, где сюжет построен на убийстве, инцесте и наемном убийстве. Проверьте свой инстинкт рассказчика: если, возвращаясь домой, вы стали свидетелем пожара, вы утерпите, чтобы не рассказать об этом супруге до того, как вам сначала сообщат, сколько людей умерло в этот день от той или иной формы онкологии?»

Памфлеты, которые продавали вразнос на улицах елизаветинской Англии, были полны историй об убийствах, колдовстве, сексуальных извращениях и прочих непотребствах. К началу XIX века выходившие в Лондоне газеты уже отчетливо напоминали современные, а в 1820 году читатели впервые стали свидетелем того, как СМИ раздувают ажиотажный интерес к определенному событию. Этим событием была не война, не революция и не научное открытие. Это была попытка непопулярного в народе короля Георга IV развестись с женой, обвинив ее в многочисленных изменах. Это превратило сексуальную жизнь королевы в предмет общественного обсуждения и бесконечный источник развлечений для каждого англичанина, умеющего читать или знающего того, кто умеет читать. Сегодня преподаватели журналистики рассказывают студентам, что есть целый ряд качеств, которые делают историю достойной внимания. Этот список немного меняется от преподавателя к преподавателю, но в нем всегда присутствуют новизна, конфликт, воздействие на аудиторию и неуловимое нечто под названием «человеческий интерес». Скандал на сексуальной почве в королевской семье подходит по всем параметрам – и тогда, и сейчас. «Журналистика не подчиняется научным формулам, – писал Коллинз. – Решение, заслуживает ли история внимания, исходит от головы, сердца и интуиции».

С этой точки зрения вполне понятно, почему героинями статей о раке груди, как правило, становятся молодые женщины, хотя на самом деле основной фактор риска для этого заболевания – возраст. Это не что иное, как отражение наших чувств: печально, когда от рака умирает 85-летняя бабушка, но когда то же самое происходит с молодой женщиной – это настоящая трагедия. Насколько философски оправданы эти необъективные оценки, значения не имеет. Мы так чувствуем, каждый из нас. В том числе журналисты, которых не может не растрогать история матери маленьких детей, умирающей от рака, или история мужчины, прикованного к инвалидному креслу из-за вируса лихорадки Западного Нила. То, что они чувствуют, заставляет их поверить, что этой историей обязательно нужно поделиться. Статистика может говорить, что эти случаи абсолютно нерепрезентативны, но при выборе между эмоциональной личной историей и какими-то цифрами в таблицах журналист всегда выберет историю. Он – всего лишь человек.

Таким образом, многое из того, что появляется в средствах массовой информации, – и не появляется, – можно объяснить инстинктом рассказчика. Журналистов привлекает конфликт, потому что он закладывает фундамент хорошей истории. Сюжет «Отелло» не был бы таким драматичным, если бы Яго не распускал мерзкие слухи. Важной характеристикой служит новизна. «Три четверти текста новости должны быть для читателей “новыми”», – наставлял меня когда-то редактор. Читателей привлекают истории, имеющие обе эти характеристики, и они не проявляют интереса к историям, в которых эти характеристики отсутствуют. К такому выводу пришли эксперты британского аналитического центра The King’s Fund, когда в 2003 году анализировали статьи на тему здравоохранения. По их словам: «Во всех проанализированных информационных агентствах преобладали статьи в двух категориях. Первая – государственная система здравоохранения: в большинстве статей речь шла о национальных или локальных кризисах, таких как увеличение времени ожидания медицинской помощи или рост числа случаев профессиональной халатности. Вторая – медицинские страшилки: статьи о различных рисках для здоровья, о которых много говорят, но которые реально не влияют на развитие заболевания и преждевременную смерть». Ко второй категории можно отнести так называемое «коровье бешенство», тяжелый острый респираторный синдром (SARS) и птичий грипп, – каждая из этих тем, несомненно, отличалась новизной. О чем почти не писали? О повседневных рисках, уносящих больше всего жизней, – о курении, алкоголе, ожирении. Сравнив число статей, в которых упоминалась причина смерти, с числом людей, реально от нее умерших, аналитики вывели коэффициент «число смертельных случаев на новостной сюжет», который «измерял число людей, умерших от конкретного риска, чтобы обосновать новостной сюжет. Например, 8571 человек умер от курения на каждый сюжет о курении в проанализированных новостных программах Би-би-си. Для сравнения: потребовалось всего 0,33 смерти от “коровьего бешенства”, чтобы эта новость появилась там же».

Кроме того, следует помнить об информационной повестке дня, так как любая история, вписывающаяся в существующую сюжетную канву, может быть многократно усилена общим контекстом. Самый наглядный пример – новости из жизни знаменитостей. Когда в информационном пространстве закрепилась история Анны Николь Смит, каждая самая незначительная новость о ней становилась более привлекательной за счет того, что шла в контексте общей истории ее жизни. В результате мы получали все больше и больше новостей о ней, даже когда сама Анна Николь Смит уже не давала новых поводов. Пресса сообщала о малейших деталях: я получил оповещение от CNN, когда судья вынес временный запрет на захоронение ее тела, – потому что это новостной повод не сам по себе, а как часть общего контекста. Если общий контекст считается важным или привлекательным, то любые, самые незначительные новости будут восприниматься с интересом. И наоборот, если сюжет не вписывается в информационную повестку дня – или хуже того, противоречит ей, – у такой истории почти нет шансов появиться в эфире или на страницах газет и привлечь внимание аудитории. Это верно в отношении тем, гораздо более важных, чем новости из жизни знаменитостей.