Мертвая сцена - Евгений Игоревич Новицкий

следователь и поджал губы. Он как будто о чем-то размышлял. Затем поглядел на меня: — Вы помните… мы вчера сообщили вам, что задержали возможного убийцу?

— Что значит «возможного»? — процедила я сквозь зубы.

— Доказательства, что он совершил преступление, еще не получены, но обстоятельства произошедшего указывают на него, — быстро проговорил следователь. И добавил гораздо медленнее: — Так вот, человек, задержанный нами ночью, утверждает… что он-то и есть Уткин Устин Ульянович.

— Что?! — ошарашенно посмотрела я на него.

— Боюсь, вам придется пройти еще одну процедуру опознания, — со вздохом сказал следователь. — Только на этот раз вам придется подтвердить, что гражданин, задержанный нами на дачном участке товарища Уткина, не является им самим…

Я долго отнекивалась от этой идиотской необходимости. «Это какой-то бред, — сокрушенно повторяла я про себя. — Это издевательство, мерзость… Чего они все от меня хотят? Чего хочет этот вежливый, но, как видно, не слишком умный следователь?»

В конце концов мы условились со следователем, что отвратительную процедуру я пройду завтра, в понедельник, когда немного успокоюсь.

Разумеется, к тому времени я нисколько не успокоилась, а даже наоборот… Под вечер я уже начала жалеть, что сразу не разделалась с этим идиотизмом! К тому же в голову то и дело лезли безумные мысли. Что, если Устин действительно остался жив? Что, если вчера я приняла за него чей-то чужой труп? Может, завтра выяснится, что милиция задержала вовсе не Носова, а моего Устина, чудом оставшегося в живых?

Но все-таки я не позволяла этим бессмысленным надеждам овладеть мной. Я прекрасно понимала, что происходит. Носов, испугавшись того, что он сделал, понес околесицу — стал выдавать себя за Устина. Еще вчера, увидев его в этом жалком, невменяемом состоянии, я должна была догадаться о том, что случилось. Он все же нашел в себе силы осуществить свою угрозу… Но стоило ему это сделать — и он тут же пожалел об этом, смертельно перепугался. Вероятно, хотел убить и самого себя, но на это смелости уже не хватило…

Господи, какой же дурой я была! Почему я давным-давно не пошла в милицию? Почему уверяла себя, что в милиции меня все равно не послушают?! А вдруг послушали бы! Но я даже не попыталась…

И хотя я ужасно боялась за Устина, в глубине души я все-таки постоянно твердила себе: ничего этот Носов не сделает, он может только болтать, а на реальное действие не способен. Да, стоит признать, я его недооценивала. Он наверняка был бы рад услышать от меня такое признание…

И вот настал час этого заведомо фарсового опознания. Меня доставили в кабинет к Всеволоду Савельевичу. Он поздоровался, затем сразу нажал какую-то кнопку и сказал мне:

— Сейчас приведут подследственного.

Почему-то я вздрогнула от этого слова. Я поняла, что оно означает, но мне показалось, что я никогда его раньше не слышала… «Подследственный… безответственный… бездейственный… неестественный… несущественный…» — забормотала я про себя, чтобы хоть как-то справиться с волнением и унять биение сердца, которое, казалось, вот-вот выпрыгнет у меня из груди.

И вот в кабинет привели того, кого и должны были привести. Никого другого к этой минуте я уже не ожидала увидеть.

— Алла! — с порога воскликнул Носов.

Я вздрогнула. Мне захотелось встать, выбежать из кабинета — и бежать куда угодно, лишь бы подальше отсюда. Бежать из этого здания, потом бежать по улице, бежать, покуда у меня не остановится сердце и я упаду замертво… Однако я бы не убежала, даже если б мне позволили это сделать. Ноги и руки у меня стали как ватные, я словно намертво приклеилась к стулу, на котором сидела. Все, на что я была способна в этот момент, — это закрыть глаза.

— Товарищ Лавандова! — услышала я голос следователя. — Алла Вадимовна! Откройте, пожалуйста, глаза.

Я повернула голову на звук его голоса и раскрыла глаза.

— Посмотрите, пожалуйста, на подследственного, — показал мне рукой Всеволод Савельевич.

Я заставила себя снова повернуть голову и мельком взглянула на ненавистного Носова.

— Вы узнаете этого гражданина? — спросил следователь.

Я лишь слабо кивнула.

— Кто это? — продолжал Всеволод Савельевич.

— Носов, — еле слышно ответила я.

Однако меня расслышал не только следователь, но и стоящий у двери Носов.

— Алла, что ты говоришь?! — воскликнул тот. — Какой я тебе Носов?! Погляди на меня — это же я, Устин!

Я умоляюще посмотрела на Всеволода Савельевича:

— Товарищ следователь, я сделала то, о чем вы просили… Я подтвердила… Теперь разрешите, пожалуйста…

— Одну минуту! — перебил он и бросил милиционеру, приведшему Носова: — Уведите подследственного.

— Алла, как ты можешь? Что это значит? — закричал выталкиваемый за дверь Носов. — Алла! Алла! Не поступай так! Не надо! Скажи им правду…

Еще какое-то время его вопли были слышны из коридора. Наконец все затихло.

— Алла Вадимовна, — вздохнул следователь, — приношу вам свои извинения за то, что сейчас произошло. Поверьте, я не сомневался в личности подследственного, но, поскольку он настаивал на своем, нам пришлось вас вызвать…

Я молчала.

— В свое оправдание, — продолжил следователь, — могу пообещать, что мы постараемся больше не беспокоить вас до самого суда.

Я вздрогнула:

— Суда… Знаете, я бы не хотела присутствовать и на суде.

Всеволод Савельевич снова вздохнул:

— К сожалению, ваше присутствие на суде будет необходимым. Вы — главный и пока единственный свидетель в этом деле. На суде вы только расскажете все, что знаете, — и преступник понесет наказание.

— Какая мне теперь разница… — пробормотала я.

А сама подумала: «Действительно, зачем я так поторопилась с милицией? Лучше бы я заставила Носова убить и меня вслед за Устином! Хотя тогда, на даче, у меня еще оставалась надежда, что Устин жив».

— Товарищ Уткин был вашим гражданским мужем, — сказал тут следователь. — То есть любимым человеком, правильно?

— Конечно, — упавшим голосом подтвердила я.

— В таком случае ваш долг перед любимым человеком — сделать все, чтобы виновный в его смерти понес справедливое наказание, — нравоучительным тоном произнес Всеволод Савельевич.

— Но это ведь его не воскресит… — зачем-то сопротивлялась я.

— Не воскресит, — подтвердил следователь. — Но он будет, так сказать, отомщен. Пусть и посмертно.

— Загробной жизни, как мы знаем, не существует, — медленно проговорила я.

— Не существует, — опять подтвердил Всеволод Савельевич.

— А значит, раз он умер, все уже бессмысленно… — Но я не хотела продолжать этот разговор и, чтобы поскорее его закончить, сказала: — Тем не менее я, разумеется, буду на суде и расскажу все известное мне, как бы тяжело мне ни было это сделать.

— Хорошо, — кивнул следователь. — Ну, я вижу, что мы вас сегодня уже утомили. Еще раз извините и… Может, вызвать машину,