Паранойя. Почему я - Полина Раевская

Да. Она всё знает, всё понимает. Прекрасная мать, примерная жена, да и человек неплохой. И тем не менее, перед мысленным взором стоит Настька, и я снова спрашиваю себя: «Зачем она мне?».

Наверное, не будь я такой циничной сволочью, ответил бы «Люблю!». Но меня на хромой кобыле не объедешь, я в мистику и единение сердец не верю, эта сентиментальная шелуха ни о чем мне по сути не говорит.

А суть в том, что мне с Настькой ох*енно. Несмотря на все непонятки, сложности, истерики, а может и благодаря им, мне с ней хорошо, весело, на одной волне. Я, будто снова полный сил и энергии восемнадцатилетний пацан. Мои вечные спутники последних десяти, а то и пятнадцати лет: скука, пресыщенность и усталость исчезли. Все заиграло новыми, яркими красками. Я почувствовал себя по-настоящему живым, будто открылось второе дыхание. И это не какая-то новизна ощущений. Баб у меня было много всяких разных: и молодухи безбашенные, и скромные лани, и роковухи за тридцать, и умницы-разумницы, но только с Настькой я совпал по всем фронтам, вновь ощутил вкус жизни.

Она меня вдохновляла, держала в тонусе. Все с ней было по-особенному, даже секс. Хотя, казалось бы, чем там еще можно меня удивить? А она и не удивляла, просто отдавалась мне так, что я безоговорочно признавал – это лучший секс в моей жизни. Такого порева у меня даже во времена комсомола не было.

Настька, пожалуй, единственная женщина, которая хотела именно меня. Ни просто секса, ни каких-то ништяков, ни олигарха Долгова, а меня. Это большая редкость.

И нет, я не страдаю комплексом неполноценности. Боже упаси. Просто остальных баб ослепляют мои капиталы, и они начинают видеть машины, яхты, самолеты, меха, драгоценности. Где уж им за подобной горой радостей жизни разглядеть меня? А Настька ничего этого не видит, ей просто Серёжу подавай. Она знает, что мои капиталы – есть следствие моей личности. И эта личность ей нравится, она ее возбуждает, будоражит, манит, а я на эту наивную, бескорыстную дурь, называемую «любовью» тупо и самодовольно (экий я ох*енный) подсел, как на чистый колумбийский. И сейчас, как никогда понимаю, что соскакивать не хочу.

Не хочу я больше этих натужных ужинов, лицемерия, безуспешных попыток залатать разорванное одеяло. Ни ради детей, ни из благодарности к Ларке, ни потому что так положено – укреплять многолетний брак любым сподручным клеем.

Жизнь одна и это всегда поиск счастья. Кто-то находит его в тихой гавани, кто-то – в стакане воды на старости лет, кто-то в карьере, успехе и прочей шизе… я свое нашел в Настьке.

И пусть однажды она бросит меня старого самодура, пусть растопчет своими обалденными ногами, переступит и уйдет к другому: молодому и полному сил. Пусть. Но пока жизнь даёт мне возможность быть счастливым, я, черт возьми, выжму из этой возможности максимум.

Поэтому, когда по окончанию ужина Ларка подходит ко мне со спины и, обняв за шею, начинает медленно целовать, аккуратно убираю ее, скользнувшие по моей груди, руки. Поднимаюсь из-за стола и отхожу к окну, собираясь с силами для тяжелого разговора.

– Долгов, ты издеваешься? – ожидаемо взрывается Лариса. – Я по-твоему, железная что ли или ты меня уже мысленно в монастырь сослал? Может, мне тогда тоже завести себе кого-то на стороне и не…

– Давай разведемся, – спокойно прерываю поток праведного негодования и поворачиваюсь к жене.

– Что? – вырывается у нее ошарашенный смешок. Она смотрит на меня во все глаза и по всей видимости пытается понять, какого лешего происходит.

Предложения подобного толка – исключительно ее прерогатива. Я не имел привычки чуть что подавать на развод. За двадцать лет ни разу даже не произнес это сакральное слово. Если меня что-то не устраивало, я просто посылал Ларку в эротическое пешее и занимался своими делами. Так что ее удивление вполне понятно.

– Ты слышала, – невозмутимо отзываюсь и, подойдя к столу, наливаю полный бокал вина, который тут же осушаю в пару глотков.

– То есть? – все еще не может прийти в себя Лара.

Наверное, нужно было как-то ее подготовить, а не сваливаться, будто снег на голову. В конце концов, это далеко не сиюминутный порыв, навеянный размышлениями о смысле жизни, иначе я развелся бы в тот же день, как понял, что без Настьки мне вилы.

Но подходящий момент с минимальными рисками настал только сейчас. У Можайского, наконец, получилось под благовидным предлогом убрать тестя с должности председателя краевого Законодательного собрания, а Ларкин брат смог взять кредит, чтобы выкупить мою долю лесопилки, так что проблему и ценность они для меня больше не представляли. Оставалось только мирно решить вопрос с Ларисой.

Получится ли? Я, если честно, не уверен. Но пока правда о нас с Настькой не всплыла, меньше вероятности, что жена пойдет на принцип и начнет вставлять мне палки в колеса своими десятью процентами акций. Да и я все же рассчитываю, что она, в первую очередь, будет думать о благополучии и безопасности наших детей, нежели о своих бабских обидках.

– То есть – оформим брачный договор задним числом и на неделе подашь заявление на развод, – поясняю сухо. – Ситуация накаляется, не знаю, смогу ли избежать суда. Зойка, кажется, что-то намутила. Конечно, мы будем пытаться перекинуть аварию и ряд сделок, оформленных задним числом, на Назарчуков, но сама понимаешь, это писано на воде. Начинается очень грязная возня, в ход пойдёт всё и все. Мне нужно быть уверенным, что ты с детьми в безопасности, как и наши деньги. Все недвижимое имущество оформим дарственной на детей, так мы избежим возможной конфискации, остальное, не считая оффшорных счетов, тебе и детям пополам, считай, это компенсация за двадцать лет и десять процентов акций. Перепишешь их на меня при разводе. Никакой связи с заводом у тебя быть не должно. Как только подготовят документы, вы уедите. Для всех, даже для родителей, просто, как будто в отпуск на весенние каникулы. И пока все не уляжется, будете переезжать каждые две недели. Думаю, до августа вопрос с заводом будет закрыт, и тогда уже, как и планировали, осядите в Калифорнии под своими именами.

– А ты?

– А что я? Так просто мне не позволят выйти из игры, так же, как и занимать дальше директорское кресло. Буду искать пути. Чем закончится – неизвестно.

– А мне кажется, все тебе давно известно, Долгов, – вдруг заявляет Ларка, глядя на меня в упор. – Это ты перед другими можешь строить из себя простоватого братка, а я тебя хитрожопую сволочь знаю…

– Неужели? – иронизирую, не скрывая удивления. – По-моему, ты меня переоцениваешь.

Ларка усмехается.

– Нет, скорее – я тебя всегда недооценивала. Впрочем, как и ты меня, – улыбается она приторной, акульей улыбкой, и я четко понимаю, что хрен мне, а не мировой развод. И следующая фраза это только подтверждает:

– Неужели ты всерьез думаешь, что я поверю в твои проникновенные речи и соглашусь на огрызки?

– Огрызки? – охреневаю я. – Почти миллиард долларов? Ты еб*нулась?

– Нет, Сереженька, – продолжает она наигранно скалиться. – Ты, конечно, можешь и дальше считать меня дурой, которая спит на ходу, но уж поверь, я примерно представляю, сколько ты поимеешь с завода и своих оффшоров, так что… в жопу твой «почти миллиард»! Пока мои дети и я не получим все, что нам от тебя причитается, никакого развода и акций ты не увидишь, даже не надейся!