Мурло - Владислав Несветаев

В кухню вошла Катя.

— Чего вы тут? — спросила она их и обратилась к отцу: — Полегче тебе?

— Иди-ка, — Гена поманил её к себе. — Ну дай, дай поцелую.

Он обхватил дочь за талию и прижал её щёку к своему колючему лицу. Домрачёв злобно смотрел на эту картину.

— Так как вы, Степан Фёдорович, всё-таки упали? — сев рядом с отцом, спросила Домрачёва Катя.

— Коты ваши столкнули, — медленно ответил Домрачёв. По его уставшему, заросшему лицу было видно: жизнь замучила бедного мужчину.

— Коты, — поджав губы, Катя закивала. — Не хотите, как хотите ― дело ваше, не очень-то интересно.

— А псина ваша… Чего она кинулась? Штаны все порвала, — возмущался Степан Фёдорович.

— А она у нас, Степан, всеядная, — продолжал подшучивать Гена. — Не только штаны кушает, но ложки, вилки. В том году, вон, двигатель от «Урала» слопала.

— Да ну?

— Ага, и казну султанскую, — вздохнув, ответила Катя и встала. — Степан Фёдорович, попрошу не кричать больше: я пойду читать.

— Приятного чтения, дорогая моя, — счастливо улыбнувшись, Гена снова поцеловал дочь в щёку.

— Так всю казну и слопала? — обратился Домрачёв к Гене, когда Катя ушла.

— Ну, — ответил Гена и засмеялся.

«Что ей тогда мои монеты?» — испуганно подумал Домрачёв. Степан Фёдорович поднялся.

— Куда намылился? — спросил его Гена.

— Воздухом подышу.

— Осторожнее с собакой, смотри. Она в ночи может и в оборотня превратиться, — сказал Гена и крикнул Нине: — Нин! Ну чего ты?

Домрачёв накинул на себя дублёнку и вышел на крыльцо. Верный стучал цепью, крутясь на огрызках Домрачёвских штанов. «Шельма, — подумал Степан Фёдорович. — Как бы в Йети не превратилась, шавка плешивая».

Домрачёв осторожно пошёл к будке. Пёс начал порыкивать.

— Молчи ты, — обращался к собаке Степан Фёдорович. — Куда монеты дела, дура?

Пёс ничего не отвечал.

— Ну чего рычишь?

Степана Фёдоровича трясло от страха. Он всё боялся, как бы цепь не лопнула и злая псина не кинулась на него. Ему не нравилась чертовщина, творившаяся в этой деревне. Он злобно посматривал на звёздное небо, упирающееся в заснеженные горы, и думал: «В такую погоду и дождевик неплохо…» Домрачёву начало казаться, будто в каждое живое существо, каждый предмет вселилось зло. Он стал вспоминать родных с их тараканами, комарами и пеньками и понял, что зло повсеместно: в каждом человеке, каждом листочке, в каждой снежинке. И вот он шёл прямиком к эпицентру этого мирового зла. К псу по кличке Верный.

Верный скалил зубы, нагибая пушистую морду к грязной земле, и медленно водил хвостом из стороны в сторону. Домрачёв подходил к нему осторожно. Ему казалось, что, если он будет идти неторопливо, пёс подумает, что движения вовсе нет. Но пёс реагировал на каждый шажочек Степана Фёдоровича.

Тогда Домрачёв решил напугать Верного. Он тоже оскалил гнилые зубы, наклонился и грозно зарычал. Пёс зарычал громче, но попятился назад, в будку. Когда Верный совсем потерялся из вида, Степан Фёдорович стал ковырять ногой почву, смешанную со снегом, пытаясь найти золотые монеты. Но, как напряжённо он ни смотрел на зону поиска, золота в ней не оказывалось. «Слопала, зараза, — подумал Домрачёв. — Точно оборотень».

* * *

Ночью ему снился странный сон. Он ехал по трассе в машине отца. Тот был за рулём. В машине было очень много незнакомого народа, было непонятно, как все смогли набиться туда. По стёклам стучал ливень, а на коленях у Домрачёва сидел отцовский белый кот и истошно мяукал. Степан Фёдорович повернул голову и посмотрел назад. Он увидел огромный запылённый КамАЗ. Под кузовом, на запасном колесе сидела, вся мокрая и грязная, Катерина. Влажная грязь из-под колёс летела прямо на неё. Домрачёв тогда подумал: «Хорошо, что не я».

На заправке он подошёл к посвежевшей девушке.

— Ты чего? — спросил её он.

— Везу складные стулья и палатку в Монте-Карло, — ответила она.

— Оно тебе надо?

— Надо, — слезливо ответила Катя.

— Ладно, не хнычь, — пожалел он её. — Давай я повезу. А ты с моими поедешь.

Катя молча прятала взгляд.

— Ну? Давай? Чего молчишь? Давай?

— Давайте, — скромно ответила девушка.

— Ну-ка, дай-ка гляну, — сказал Домрачёв и нагнулся, чтобы рассмотреть место, на котором сидела Катя. — Ну его в баню. Вместе поедем.

Катя сидела на коленях у Домрачёва вместо кота. Время от времени у неё проглядывались длинные белые усища.

— Жрёшь много, — сказал ей Домрачёв.

— Не бедствуем.

— Бабу из деревни выгнали, а деревню из бабы — нет, — недовольно помотал головой Домрачёв и обратился к своему дяде: — Дядь Жор, ты же первый подох?

— Я первый, — вмешался отец.

— Верно, верно, — согласился Степан Фёдорович. — Ты первый.

В эту секунду Домрачёв проснулся от стука входной двери. Осмотревшись, он почувствовал, как кто-то смотрит на него. Домрачёв взглянул в окно и удивился. Это же надо, две луны, так ещё и зелёные. Удивление сменилось страхом. «Чёртов кот», — подумал Степан Фёдорович и сорвался с места. Он схватил пушистого за шкирку правой рукой, а левой сжал его челюсти, чтобы не мяукал.

Затем Степан Фёдорович положил кота на одеяло и завернул. Пока Домрачёв одевался, кот то и дело мяукал. Степан Фёдорович лупил его, чтобы помалкивал.

Домрачёв выбежал на улицу, держа в руках неистово дёргающийся узелок. Степан не знал, куда ему дальше идти. Но вдруг его осенило: «Кладбище! Нужно бежать на кладбище». Пока Степан Фёдорович добирался до пункта назначения, кот то и дело стремился выбраться из мешка и убежать, но Домрачёв не спускал с него глаз.

— Помалкивай, Йети, — постоянно обращался он к мешку.

Всю дорогу до кладбища он взволнованно озирался и, когда слышал хруст снега под чужими ногами, воровато прятал голову в капюшоне. А особенно пугали его длинные тени ветвей на снегу. От ветра они тряслись и выглядели всё равно как костлявые ведьмины пальцы. Домрачёв старался не наступать на затемнённые участки дороги и перепрыгивать их. Но если вдруг случайно наступал, тотчас ускорял шаг. Так, у самого кладбища он вовсе сорвался на бег.

Степан Фёдорович быстро нашёл могилу дяди Жоры. Он решил захоронить всё зло в одном месте. Домрачёв приоткрыл калитку, достал извивающегося кота из мешка и прижал его к снегу так, чтобы голова оказалась между дверцей и заборчиком.

— Последние слова! — сказал ему Степан Фёдорович.

— Мяу, — ответил ему кот.

— Это за то, что в колодец столкнул. Понял?

— Мяу.