Я хочу быть тобой - Маргарита Дюжева

меня…если, конечно, нет других целей.

Одна часть меня отказывалась в это верить. Чтобы Зайка, племянница в которой Мила души не чаяла, начала что-то мутить за ее спиной? Бред. Я эту соплю с восьмого класса знаю, когда она еще была угловатым подростком и пряталась от мира за длинной челкой.

А другая часть меня, та, которая рациональная сволочь, задавалась вполне резонным вопросом, а так ли хорошо я ее знаю?

Эта мысль преследовала меня весь день. Я думал об этом постоянно, цеплялся за мелочи, вспоминал детали, искал подвох. И в то же время ругал себя за то, что страдаю фигней.

Это же Зайка. Надоедливая, вечно путающаяся под ногами племянница жены.

А потом я пришел домой, и мир заиграл новыми красками, щедро навешивая оплеухи.

Мила узнает об адюльтере, я узнаю о какой-то дурацкой беременности, которая якобы была, но уже сплыла. Зайка рыдает. Волосы встают дыбом. Хочется все поставить на паузу и хорошенько проораться.

Реакция Милы была точно такой, как я ожидал. Жесткой и бескомпромиссной.

Она вышвырнула племянницу несмотря на то, что та еще совсем недавно была маленькой любимой Заинькой. Я пошел на выход номером два. И хотя больше всего на свете хотелось остаться, понимал, что сейчас нет смысла упираться. Я сделаю только хуже. Мила и так была на грани. Ее передергивало от одного взгляда на меня, от одной мысли, что могу прикоснуться.

Черт. Это было больно. И как все исправить я пока не понимал. Единственное, что мне оставалось сделать, чтобы не усугубить ситуацию еще сильнее — это уйти, дать Миле успокоиться, и увезти подальше от нее Зайку, которая словно безумная вопила и рвалась обратно… И совсем не походила на того умирающего лебедя, который совсем недавно стонал о потерянной беременности.

Когда мы сели в машину, я заставил себя отключить все эмоции, загнал внутрь все слова, хотя больше всего хотелось кричать «какого хрена», наблюдал.

Зайка была явно не в себе, жаловалась, лепетала что-то невнятное, даже не смогла нормально сказать в какой клинике сегодня была. Полная Каша в голове. И чем больше смотрел на нее, тем сильнее становилось ощущение чужой игры.

…Или это я пытался оправдаться и переложить свою вину на чужие плечи?

Еле удалось дождаться момента, как Зоя выметется из моей машины. Ее присутствие вызывало содрогание. Настолько неприятно, что волосы на руках вставали дыбом.

Я уезжаю, вместо того чтобы ее додавить. Несусь прочь, как от лесного пожара и прихожу в себя только на другом конце города. Останавливаюсь на неизвестной улице, складываю руки на руле и утыкаюсь в них лбом.

Страшно до одури. Не получается найти точку опоры и отделаться от ощущения, что упускаю что-то важное. Дисбаланс внутри ширится, как и сомнения, от которых кидает из крайности в крайность. Мой мир рушится, и я хочу докопаться до первопричин. Если все дело в том, что я дебил, натворивший дел по пьяной лавочке — это одно, а если есть что-то еще…

Прежде всего добиться от Зайки вменяемого ответа.

Прошло достаточно времени с того момента, как я высадил ее возле дома. На улице уже стемнело, а от нее ни слуху, ни духу. Ни имени врача, ни адреса клиники…если она вообще была.

Я звоню ей сам. Тишина. Звоню еще раз и еще. Потом ставлю на автодозвон и гипнотизирую экран задумчивым взглядом. Почему она не отвечает? Думает, что за молчанием можно спрятаться? Не понимает, что оно рождает еще больше вопросов и злит до кровавой пелены перед глазами?

И вот когда я уже готов расхерачить мобильник о приборную панель в трубке раздается голос. Как удар под дых, снова лишая опоры под ногами:

— Да, любимый.

Твою мать…Мила.

— Я…эээ…

— Зря названиваешь, Вадим, — она звучит сипло. Ревела, и от этого хочется удавиться, — твой Зайки здесь нет. Она забыла свой телефончик.

— Я просто хотел…

— Избавь меня от подробностей.

Понимаю, что со стороны все выглядит так хреново, что дальше некуда. Теперь она еще больше уверится в том, что мы мило общаемся за ее спиной.

— Мил…

— До свидания.

— Мила!

В трубке уже гудки.

— Твою мать! — херачу кулаком по рулю, — Твою ж, сука, мать!

***

Я беснуюсь, а прохожие смотрят на меня, как на чокнутого придурка. Меня сейчас наизнанку сейчас вывернет. Просто перемотает всего на веревки.

Мне хочется рвануть к Зайке и вытрясти из нее всю правду, но сдерживаюсь. Каждый мой гребаный шаг, каждое слово еще больше усугубляют ситуацию. Я не вытягиваю. Мне нужен взгляд со стороны. Профессиональный, незамутненный эмоциями и мнимыми родственными связями.

Я набираю номер и когда с того конца раздается спокойное «слушаю», уже не сомневаюсь:

— Стеф, здорово. Можешь сейчас со мной встретиться?

— Проблемы?

— Мягко сказано.

— Хорошо. Говори куда, я подъеду.

Куда? В душе не ведаю. Тыкаю панель навигатора, чтобы узнать название улицы, дублирую его собеседнику.

— Жди.

Он никогда не задает лишних вопросов, сразу делает.

Ждать чертовски сложно, потому что с каждой секундой все туже затягивается удавка на шее. Я теряю время, теряю Милу, проваливаюсь в какое-то вонючее болото. И все из-за чего? Из-за собственной тупости или…

Стеф приезжает через полчаса. К тому времени я перебираюсь с дороги на парковку, и он ставит свою неприметную серую тачку рядом с моей. Выходит на улицу, достает из кармана пачку, зубами вытягивает одну штуку.

— Угостишь?

Я не любитель никотина, но сейчас делаю жадную затяжку, чувствуя, как горечь ударяет в голову.

— Ну давай, рассказывай, что у тебя, — коротко кивает Стеф.

Такое себе удовольствие признаваться в собственных косяках, но иначе в этом дерьме не разобраться.

— Я изменил Миле.

Степан медленно затягивается и выпустив кверху струйку дымы, совершенно невозмутимо произносит:

— Тебя поздравлять или сочувствовать?

— Издеваешься?

Он прекрасно знает, что я давно и безнадежно влюблен в Милку.

— Ты позвал меня, чтобы рассказать про свои успехи на левом любовном берегу?

— Мне помощь нужна.

— Я не сваха.

— Да при чем тут сваха, — в сердцах бросаю недокуренную на землю и придавливаю ботинком, — у меня такое чувство, что меня, как барана за рога водят.

— Сам разобраться не можешь? Ты ж вроде как адвокат.

— Не могу. Я лицо заинтересованное. Эмоции глушат.

Стеф некоторое время молчит. Он такими делами не занимается. Для него это детский сад и мышиная возня.

— Ты просто послушай, а потом вердикт вынесешь. Или я м. дурак полный, или действительно херня какая-то случилась.

— Валяй, — милостиво кивает, щурясь от дыма.

Я вываливаю ему все. Начиная с того, как Зойка