Эйнштейн - Максим Чертанов

5 мая в Лейдене он прочел лекцию, которая всех удивила: «Общая теория относительности наделяет пространство физическими свойствами; таким образом, эфир существует». Эфир! С ума он сошел, что ли? «Но нельзя представлять себе этот эфир состоящим из частей, к которым применимо понятие движения…» В 1922-м он выразился точнее: «Эфир следовало бы заменить определенными пространственными структурами. Новый эфир — это вовсе не некое вещество, перетекающее в пространстве». Он имел в виду, что пространство — это не «ничего», у него есть свойства, и оно должно поэтому как-то называться, почему бы не эфиром? Но его формулировку все отвергли.

Жил он у Эренфеста, чувствовал себя как дома, даже Эльзе писал редко (или закрутился, или, возможно, его оскорбило ее письмо, цитированное выше). К Илзе, 27 мая: «Я свинья, не отвечал на твои письма и писал маме так мало… но ты — ты моя дорогая, моя безукоризненная обезьянка, ты сама это знаешь…».

В мае Эйнштейн подписал обращение немецких ученых в поддержку республиканской конституции, боялись они не зря: на парламентских выборах 6 июня стало видно, как в голодной обозленной стране все меняется к худшему. СДПГ получила 21,92 процента голосов (было 37,86), ДПГ (партия, за которую опять голосовал Эйнштейн) — 8,28 (было 18,56). Зато правые (Германская национальная народная партия) и крайне левые (Независимая социал-демократическая партия) прибавили примерно по 10 процентов: общество поляризовалось. 13 июня он поехал с лекциями по ОТО в Норвегию и Данию, взяв с собой Илзе (якобы он нуждался в секретаре). 24-го в Копенгагене — вторая встреча с Бором. По возвращении, 1 июля, он вместе с другими членами Берлинской академии наук был приведен к присяге на верность Конституции и по закону стал считаться гражданином Германии (сам он этого не признавал). В том же месяце Гитлер был избран председателем НСДАП.

Ученых, подозреваемых в пацифизме или недостаточном патриотизме, запугивали физически: Хельмут фон Герлах бежал из Берлина из-за угрозы убийством, Эмиль Гумбель был избит до полусмерти. Эйнштейна физически не трогали, но 6 августа правый публицист Пол Вейланд в националистической «Теглихе рундшау» обвинил его в плагиате и совместно с физиком Эрнстом Герке анонсировал 20 лекций «Сообщества немецких естествоиспытателей за сохранение чистой науки» по «антиотносительности» в Берлинской филармонии. 24 августа на первой из таких лекций Вейланд заявил, что теория относительности — чушь, и сослался на нобелевского лауреата Филиппа Ленарда (1862–1947, автор выдающихся работ в области физики твердого тела, был монархистом, из ненависти к Веймарской республике стал антисемитом; верил в эфир, отвергал все новые веяния, включая и кванты). Герке же заявил, что теория относительности — «массовый гипноз», а ее автор — «ищущая популярности собака», «плагиатор», «шарлатан» и «дадаист»[23].

Эйнштейн присутствовал на этом мероприятии. И физическая смелость у него была, и моральная. Дарвин бы умер от страха, не пошел. А этот сходил — и обошлось. Не избили. Он ответил 27 августа в «Берлинер тагеблатт»: «Я хорошо знаю, что оба выступавших не достойны ответа от меня, потому что у меня есть серьезное основание полагать, что вовсе не борьба за научную истину ими руководит. (Вот если б я был немецким националистом со свастикой или без, а не евреем, либералом и космополистом, тогда…) Я отвечаю только потому, что действующие из лучших побуждений друзья убедили меня. Во-первых, сегодня, насколько мне известно, среди ученых, внесших существенные вклады в теоретическую физику, нет ни одного, кто не признал бы, что теория относительности полностью логична и подтверждена экспериментальными фактами… (Назвал Лоренца, Планка, еще десяток светил. — М. Ч.) Среди убежденных противников релятивистской теории я знаю из физиков мирового уровня только Ленарда… Я восхищаюсь Ленардом — мастером экспериментальной физики; в теоретической физике он, однако, ничего не совершил, и его возражения против общей теории относительности настолько поверхностны, что до сих пор я не считал необходимым отвечать на них».

Выступлением Вейланда и особенно Герке возмутились многие дома и за границей; телеграммы в поддержку Эйнштейна слали не только члены «Нового Отечества» и «Общества феминисток», но и священники, студенты, профессора, графини, театральные режиссеры. (Добрые люди слали телеграммы, но ничего не пытались делать, чтобы защищаться от злых.) Эренфест вновь звал в Лейден; в Берлине заговорили, что Эйнштейн уезжает. Габер и Планк умоляли остаться. 6 сентября министр культуры Хениш от лица нации принес письменные извинения; Эйнштейн отвечал, что уезжать пока не собирается. Друзья, надо заметить, осудили и его ответ Вейланду и Герке. Эренфест: «Мы с женой поверить не можем, что Вам принадлежат некоторые фразы в той статье…» Он писал, что надо не рыпаться, молчать, а если отвечать, то евреям будет только хуже. Эйнштейн ответил ему, что в ответ на оскорбления следует защищаться. Макс Борн тоже его отругал, после чего он, видимо, на какой-то миг и сам поверил, что надо помалкивать. 9 сентября, Борну: «Все мы время от времени приносим жертвы на алтарь глупости… что я и сделал, написав эту статью». Президент Немецкого физического общества Арнольд Зоммерфельд уговаривал помириться с Ленардом. (Эйнштейн не был с ним знаком.) Случай представится скоро: на конференции «Общества немецких естествоиспытателей и любителей искусств» в Бад-Наугейме.

В сентябре он с Эльзой отправился в лекционное турне: сперва в Киль на Осеннюю неделю искусств и наук, где познакомился с бизнесменом и меценатом Германом Аншютц-Кемпфе, затем в Бад-Наугейм. 23 сентября — в день дискуссии по ОТО — здание, где проводилась конференция, окружили вооруженные полицейские: боялись «провокаций». Планк открыл дискуссию и предоставил слово Ленарду как самому старшему. Тот говорил об эфире и утверждал, что установленный астрономами факт отклонения лучей света в гравитационном поле ничего не доказывает. Потом выступили в защиту ОТО Герман Вейль, Густав Ми и Макс фон Лауэ. Вышел Эйнштейн. «Берлинер тагеблатт»: «Публика оживилась. Взгляды устремлены на обоих противников, как будто происходит турнир. Ленард не слаб, но Эйнштейн парирует превосходно». Потом Планк открыл прения, выступили семь физиков, все — в пользу Эйнштейна. Когда все кончилось, Эйнштейн попросил Ленарда о приватном разговоре, но тот отказал. Макс Борн: «На физической секции Филипп Ленард выступил с резкими, злыми нападками, с неприкрытой антисемитской тенденцией против Эйнштейна. Эйнштейн хотел было резко ему ответить, но я сдержал его. Он сожалел, что его тогда охватило волнение и он утратил чувство юмора. С этого времени Ленард занялся систематической травлей Эйнштейна». В 1938 году Ленард писал: «Я воспринимал этого еврея, согласно принятой тогда точке зрения, как человека арийской расы, и это была ошибка».

Эльза из-за всего этого получила микроинсульт, ее положили в больницу Штутгарта, где ее муж также выступил с лекцией, потом (врачи сказали, что состояние жены неопасно и ее лучше оставить в покое) поехал на юг Германии в Бенцинген и провел несколько дней с сыновьями. Писал Эльзе, что мальчики «развиваются великолепно», но признался, что ему было тяжело их видеть: «у них такие большие толстые руки» и «несмотря на весь их интеллект в них есть что-то неуловимо животное». Однако он возобновил осаду Милевы, чтобы она переехала с детьми в Германию или хотя бы отдала Ганса, — он рекомендует ему Политехническую школу в Дармштадте. Сын ответил, что бросать свою школу и мать не хочет и никуда не поедет.