Хрупкие вещи - Нил Гейман

– Если она что-то скажет, то так и будет. Ее не заставишь сделать что-то такое, чего ей не хочется. Кого угодно, но только не эту женщину. Она Мэри Поппинс.

– Но ведь Вы – Бог, – говорит Джейн. – Вы создали мир и всех, кто живет в этом мире. Все должны слушаться Вас.

– Кто угодно, но только не эта женщина, – повторяет Бог и чешет свою золотистую бороду, подернутую сединой. – Я ее не создавал. Она Мэри Поппинс.

Профессор ворочается во сне, а потом ей снится, что она читает свой собственный некролог – читает историю своей жизни и думает: «Я прожила интересную, хорошую жизнь». Вот они, черные буквы на белом фоне. Все – здесь. Даже люди, которых она давно позабыла.

Грета спит рядом со своим парнем, в крошечной квартирке в Кэмдене, и ей тоже снится сон.

Там, во сне, лев и колдунья вместе спускаются с холма.

Она стоит на краю поля боя, держа сестру за руку. Смотрит на золотистого льва, чьи глаза – как горящий янтарь.

– Это совсем не домашней лев, – шепчет она сестре, и обеих пробирает озноб.

Колдунья смотрит на них на всех и говорит, обращаясь ко льву:

– Мы с тобой договорились. Тебе – девчонки, а мне мальчишки.

Она понимает, что сейчас будет. Срывается с места, бежит, но зверь догоняет ее в три прыжка.

Лев пожирает ее – там, во сне. Съедает всю целиком, оставляет лишь голову и одну руку, как домашняя кошка оставляет куски недоеденной мыши, если в нее уже больше не лезет – или в подарок хозяевам.

Лучше бы он съел и голову тоже. Потому что тогда ей не пришлось бы смотреть на то, что происходит. Но мертвые веки уже не закроются, и она смотрит на жуткое искореженное существо, в которое теперь превратились братья. Большой зверь доедает ее сестру. Теперь он ест медленно, не торопясь. Похоже, сестра ему нравится больше. Но опять же – сестра всегда была его любимицей.

Колдунья снимает белое платье, и ее тело – такое же белое. У нее маленькая высокая грудь. Соски очень темные, так что кажутся черными. Почти черными. Колдунья ложится спиной на траву и раздвигает ноги. Под ее телом трава застывает изморозью.

– Давай, – говорит она.

Лев лижет ее белоснежную расщелину своим розовым языком, и она уже больше не может терпеть, и впивается пальцами в гриву, тащит его на себя, приникает губами к его окровавленной пасти и обхватывает ледяными ногами его золотистое тело...

Мертвая голова на траве. У мертвых глаз не получается отвести взгляд. Они видят все.

И только когда все кончается, и лев и колдунья разжимают объятия – потные, липкие, насытившиеся друг другом, – только тогда лев подходит к мертвой голове и съедает ее, дробя череп мощными челюстями, и только тогда она наконец просыпается.

Сердце бешено бьется в груди. Она пытается разбудить своего парня, но он храпит, и ворчит, и даже не думает просыпаться.

«Значит, так все и было, – думает Грета, глядя в темноту. Это странная мысль, совершенно безумная. – Так все и было. Она не умерла. Она выросла, прожила жизнь и состарилась».

Ей представляется, как профессор просыпается посреди ночи и лежит в темноте, слушая звуки, доносящиеся из старого платяного шкафа: шелест призраков, тихо скользящих в ночи – тревожащий шорох, который легко перепутать с суетливым метанием мыши, с мягкой поступью огромных бархатных лап, с опасной музыкой охотничьего рога вдали.

Она понимает, что это нелепо, хотя ни капельки не удивится, когда прочитает в газете о смерти профессора. «Смерть приходит по ночам, – думает Грета, прежде чем снова заснуть. – Как лев».

Обнаженная белая колдунья мчится верхом на золотистом льве. Его морда испачкана свежей кровью. Одно движение розового языка – и она вновь безупречно чиста.

Instructions

Перевод. Н. Эристави

2007

Коснись деревянной калитки в невиданной

белой стене.

Знай – отопрется задвижка только тогда,

Когда ты ее учтиво об этом попросишь.

Войди.

Пройди по тропинке.

На двери, в зеленый окрашенной,

висит молоток, –

Ручка из красной меди

В виде головки тролля.

Не тронь! Этот тролль тебе пальцы откусит.

По дому иди не спеша,

Ничего не касайся.

Не ешь ничего.

Однако

Ежели кто-то иль что-то скажет тебе,

Что страдает от голода, – накорми.

Ежели скажет, что грязен, –

Помой хорошенько.

Ежели будет кричать, что страдает, –

Любою ценою

Боль его облегчи.

Как выйдешь из задней двери –

в прекрасный сад попадешь.

Из сада

ясно уже увидишь пущу лесную.

Колодец глубокий – прыгай! – укажет тебе путь

В Царство Зимы, а за ним

Лежат уж земли иные.

Ежели трижды ты обернешься –

Вернешься домой невозбранно.

В этом, поверь, нет стыда. Я над тобою

Смеяться не стану.

Но коли пройдешь через сад и направишься в лес,

Помни – деревья там стары, и из подлеска

Чьи-то глаза за тобою

Станут следить непрестанно.

Под дубом корявым, возможно, сидит старуха.

Если старуха о чем-то тебя попросит, –

Исполни послушно.

Она тебе

Путь к замку укажет, а в замке

Томятся три юных принцессы.

Меньшой – прекраснейшей – не доверяй.

Иди без оглядки.

На тихой поляне за замком

Двенадцать месяцев

Пьют и поют вкруг костра.

Ноги свои у огня греют,

Травят веселые байки.

Вежлива с ними будь – и многим они помогут.

С ними наешься клубники в мороз январский!

Волкам доверяй, но в меру. Тут главное –

не проболтаться,

Куда и зачем идешь.

А через реку ходит лодчонка.

Старик тебя перевезет.

(Пароль отчаянно прост –

Скажи старику.

Чтобы веслом он плеча твоего коснулся, –

И в лодку прыгай без страха.

Но не забудь – крикни эти слова,

Пока стоишь в отдаленье!)

Если орел подарит тебе перо из крыла своего. –

Спрячь и храни.

Не смей позабыть – великаны спят очень чутко.

А ведьм терзает мучительный, вечный голод.

В броне дракона всегда есть слабое место,