Русские флибустьеры - Евгений Костюченко

- Вы тут время не теряли, - похвалил Беренс кочегаров.

- Жить-то охота.

- Кто у вас за главного механика?

- Местный. Мистер Митчелл. Только он сюда не суется. Наверху ищите. Он толковый. Не злой. Остальные все хуже собак. А Митчелл - он уважительный.

- Цемент на борту имеется? Щиты, брезент для пластырей?

- Все в наличии. Да только, говорят, там такая дырища, что ее не залатаешь.

- Видали мы дыры и побольше, - небрежно усмехнулся Беренс, поднимаясь по трапу с давно не чищенными поручнями.

Наверху его уже ждали американцы. Он представился и попросил через пять минут собрать всех офицеров на мостике.

- Все здесь, - сказал пожилой моряк с седыми бакенбардами. - Я старший механик. Вот старпом, два вахтенных офицера, шкипер[13]. Остальные ушли с капитаном. Старшим остался я.

- Вы - Митчелл, я полагаю? - Беренс подал ему руку. - Я Виктор Беренс. Мистер Коэн назначил меня капитаном «Ориона». По крайней мере, на период спасательных работ и ремонта.

- Думаете, потребуется ремонт? - Митчелл указал пальцем на палубу у себя под ногами. - Под нами двести футов. Как только сдернем судно с камней, оно пойдет ко дну. О ремонте можно не беспокоиться.

- Сколько человек на борту? - спросил Беренс.

- Сорок в машинном и в кочегарках. Орудийные расчеты сошли на берег с капитаном, их не считать?

- Их не считать.

- Итак, сорок, плюс десять человек палубной команды, и пять офицеров. Простите. Шесть офицеров.

- Мало.

- Мало?

- Да. Мало, - задумчиво ответил Беренс, расстегивая рубашку. - Но это можно исправить. Вот что, Митчелл. Прикажите поднимать давление пара. Когда вы будете готовы дать полный ход?

- Через час.

- Превосходно! К приливу успеем. Кто здесь старший помощник? Вы? В шлюпках сидят стрелки. Пусть они поднимутся на борт. Все. И пусть перевезут с берега всех остальных.

- Всех?

- Да, да, всех! - Он разделся, повесив одежду на леера, положил очки в фуражку и отдал Митчеллу. - Есть в экипаже ныряльщики?

- Мичман Донован! - отозвался шкипер, рыжий здоровяк с щегольскими усиками колечком.

- Поныряем вместе, мичман. Обследуйте корму, а я посмотрю, что у нас под носом.

Шлепая босыми ногами по замызганной палубе, он дошел до штормтрапа. И, прежде чем спуститься к воде, обернулся:

- Боцман! Почему не производится приборка?

- Боцмана нет, сэр! Он на берегу.

«На берегу!» - Виктор Гаврилович сокрушенно покачал головой. Каков капитан, таков и боцман. Оставить судно, находящееся в бедственном положении, могли только плохие моряки. О таких и горевать не стоит.

Вода была ласковая, теплая. Нырнув, он невольно залюбовался игрой световых струй на зелени обросшего борта. Видимость была превосходная. Из-под киля риф круто уходил вниз, в сиреневый мрак глубины.

«Двести не двести, а футов сто пятьдесят здесь точно будет», - подумал Беренс, вынырнув, чтобы отдышаться перед новым погружением. Уж ему-то хорошо было известно, как переменчивы глубины у этого побережья. Мелководье открытого моря сменялось глубокими впадинами у самого берега. Одна сторона рифа могла обрываться в бездну, а на другой воды было по колено. Сложный рельеф дна был одной из причин, почему в этих водах не было судоходных путей. Здесь ходили только рыбаки да контрабандисты.

Снова нырнув, он осмотрел место, где пароход сидел на скале. В воде мелькнула крупная тень, напугав Беренса. Он сразу вспомнил, что эти рифы - излюбленное место обитания акул. Виктор Гаврилович застыл, вцепившись в мохнатые водоросли на обшивке. Но из-под днища ему навстречу показался Донован, с надутыми щеками и вытаращенными глазами. Они всплыли вместе, и мичман сказал, отфыркиваясь:

- Риф похож на зуб акулы. «Орион» сидит пузом на самом его кончике.

- Согласен с вашими выводами, коллега, - солидно, как на ученом совете, ответил Беренс.

Выбравшись обратно на палубу, Виктор Гаврилович уже точно знал, что сумеет снять «Орион» со скалы. И больше того, не даст ему утонуть. «Этот корабль нам еще пригодится», - подумал он, одеваясь.

* * *

Этот корабль был одним из флотилии Абрахама Коэна. Из китобойной флотилии, которая должна была превратиться в банановый флот.

В подобных превращениях для Коэна не было ничего необычного. Он, как волшебник, мог менять сущность вещей, явлений, людей. Начал он с себя. Босоногий мальчонка из глухого бессарабского местечка превратился в важного джентльмена с золотыми перстнями на пальцах. Абрашка, которого за кражу пары яблок нещадно сек старый Мендель, стал мистером Эйбом Коэном, владеющим необъятными землями. Что же удивительного в том, что какой-то пароход становится то китобоем, то крейсером?

Коэн бредил китовым промыслом с того самого дня, когда впервые увидел китобойную шхуну.

Он стоял на палубе океанского парохода, на самом носу. На него несло дым из труб, но он предпочитал терпеть копоть, лишь бы не тереться в вонючей толпе эмигрантов. А впереди виднелся белоснежный парус. Когда пароход нагнал шхуну, стало видно, что за ней тянется, поблескивая над водой, огромная туша кита.

Моряки, красившие поручни на носу парохода, проводили шхуну завистливыми взглядами. Из их слов Абрашка понял, что китобои теперь целый год могут не выходить в море. Ведь кит - это не только ценный жир, но еще и китовый ус, и мясо, из которого можно делать консервы с любой этикеткой, ведь в банках любое мясо - на один вкус, хоть китовое, хоть собачье~

С тех пор он думал только о том, как стать «китовым королем». «Мясные короли» правили на Западе, «нефтяные» и «угольные» - на Востоке, были еще «стальные», «железнодорожные». А он будет «китовым». И будет править не в каком-то штате, а на всей Атлантике.

Он прошел долгий путь от разносчика газет до крупного бизнесмена, владельца нескольких консервных заводов. И все это время не забывал о главном. Если б его разбудили среди ночи, он мог, не просыпаясь, ответить, сколько сегодня стоит бочонок китового жира на рынках Бостона или Филадельфии. Когда у него накопился достаточный капитал, он вложил его в самые современные проекты судов. Одновременно на шести верфях заложили шесть невиданных доселе кораблей. Мощные паровые машины, просторные трюмы с оборудованием для вытапливания жира, палубы с лебедками, и предмет особой гордости - гарпунные пушки, оснащенные разрывными снарядами. Эти стальные винтовые пароходы не зависели ни от ветра, ни от течений. Но могли идти и под парусами, сберегая уголь, чтобы забраться в самые отдаленные уголки океана. И они справились бы с любыми китами, даже с такими, кто, бывало, опрокидывал шхуны и утаскивал за собой на глубину смельчаков, не рассчитавших своих сил.