Хэлло, дорогая - Снежинская

Прошло два часа, когда он без спешки вернулся к Конни. Обе тачки стояли уже на месте — Карл и Тейлор припарковали их на подъездной дорожке, и Чед громко выругался. Каким-то образом места там просто не осталось, так что он сказал — ну, сукины дети, блеск! — снова сдал назад, второй раз за день, и вывернул руль так, чтобы оказаться на заднем дворике. Чед проехался уже по кустам гортензий. С большим наслаждением проехался и подался по газону к террасе. Там всё поросло нестриженой самшитовой изгородью, превратившейся в колючее изумрудное чудовище сплошной стеной. В тени самшитов и старого разросшегося клёна, отпустившего тёмную непроглядную крону ниже к земле, он и поставил тачку. Подержав фары включёнными около двадцати секунд, он провернул ключ в замке зажигания и, подумав, механикой опустил стекло, вращая чёрную ручку на двери.

Ему очень хотелось покурить. Он всмотрелся в тёмные окна замершего в полусне дома. Затем взглянул на экран телефона. Восемь пропущенных звонков от Тейлора! Да и к дьяволу, братик, до утра потерпит. Чед сунул руку в перчаточницу, вывалил оттуда стопку штрафных талонов, пачку некогда влажных — ныне высохших — салфеток, два серебристых квадратика «Дюрекс» (будто они ему нужны были в тачке, где никто и никогда Чеду ни разу не давал)… и наконец нашёл в щёлке между пластиком, за перчаточницей, шуршащий голубой пакетик, где было немного марихуаны, обёрнутой в сигаретную бумагу.

Достав скрутку, он порыскал по карманам джинсов в поисках зажигалки и нашёл её, но в куртке. Вытянув губы трубочкой, сунул между них скрутку, переместил её в уголок рта и, чикнув огоньком, отточенным движением аккуратно взял косяк большим и указательным пальцами. На третьем пальце той же руки был большой аляповатый серебряный перстень, который никак не вязался с обликом зачморённого гика с наглым взглядом. Из внешне хорошего парня, которого Констанс даже считала своим другом, из нагловатого, но забавного заумника-студента Чед в одночасье превратился в скользкого говнюка. Он дышал дымом в салон своей машины, пока ему не захотелось покашлять. Только тогда он открыл окно пошире и помахал рукой, не переставая курить. По телу разлилось щекотное тепло. В подушечках пальцев закололо, всё тело стало лёгким, как воздушный гелиевый шарик. И Чед, хихикнув, вспомнил, как Тейлор ходил важный, как индюк, по дому, постоянно пырясь на Конни, а та делала вид, что его не замечает. Два дебила, два сапога пара, мать их. Потом припомнил Карла и подумал, что, может, стоит предложить ему свалить отсюда нахрен — завтра, это завтра. Следом, перебирая в уме всех, кто спал в доме, Чед подумал, что неплохо было бы остаться здесь только ради того, чтобы напоить Сондру и хорошенько вставить ей. Она кажется милой. Она даже улыбалась ему сегодня утром. Делала вид, что вежлива с ним. Что ж, вечеринка на Хэллоуин будет через день — он знает несколько убойных коктейлей. Водка в нужной концентрации любую девку сделает податливой и весёлой, а Сондра кажется той, кто любит повеселиться и без алкоголя.

Он колебался между «уехать» и «остаться», когда кто-то моргнул фарами далеко на дороге. Только потом до Чеда дошло, что фары моргнули сами, когда чужая тачка подскочила на большой кочке. Она плыла медленно до самого конца улицы, до тупика, и Чед с удивлением спросил себя, кто это, чёрт возьми. К тому моменту он уже взял второй косячок и был прилично накуренным.

Машина была что танкер между катеров. Величественная, длинная, хищная, зловеще-блестящая в пробившемся лунном луче. Свет от фонаря на дороге разок осветил её коричневый бок. Чед мигом узнал «Плимут Барракуду» и сощурился, притихнув. Плимут завернул на задний дворик, где поставил машину Чед под надёжной защитой, в густой тени клёна и самшита — такой, что со стороны дома в ночи её было не разглядеть.

Сквозь густые ветви сам он разобрал, что из Плимута, призраком подплывшего к заднему крыльцу, вышел дядюшка Конни, обошёл его и старомодно открыл дверь, помогая самой Конни выбраться с переднего сиденья. Она бойкая девушка, к ней попробуй подойди — окинет насмешливым взглядом, остановит резким словом. Умела резать без ножа одной шуточкой. Быстрее всех в потоке бегала кроссы. Ни в чьих открываниях дверей, дебильных ухаживаниях и прочей ерунде Констанс не нуждалась, но в эту ночь на лице её блеснула улыбка. Хэнк или Хэм — как его звали, Господи? — в общем, этот хмырь здоровый закрыл дверь и навис над Конни возле машины. Та сжалась в его тени, держась за ремешок своей сумочки на плече с робким видом. Чед ухмыльнулся.

Так-так, это интересно.

Этот Хэнк-или-как-его-там покровительственно положил руку Конни на плечо. Она покорно пошла за ним. Чед глазам своим не верил. Всё же он хорошо знал Конни: такая девчонка скорее откусит тебе руку по локоть, если ты вот так решишь с ней обращаться, словно чёртов папочка. Здесь же, заглядывая человеку с белыми волосами в лицо, она поспевала за его спокойным, но широким шагом, и смотрела в загорелое спокойное лицо, лицо сытого хищника, охочего до таких девочек, как Конни. От одного выражения глаз Чеду стало не по себе.

Вроде-Хэнк завёл Конни на крыльцо по ступенькам, подав руку, и, на прощание сжав её запястье, отпустил и что-то сказал.

Конни никуда не уходила.

Их голоса были очень тихими, и Чед почти ничего не мог расслышать с такого расстояния. Но видел он очень хорошо, что Хэм-или-Хэнк пошёл вдоль перил, а Конни двинулась за ним, не сводя глаз. Выглядело так, будто он был хозяин, который торопился на работу, а она — собака, опечаленная тем, что он вот-вот её покинет. Чеду стало весело. Ему не нужно было даже всматриваться, чтобы понять: эта дурочка течёт от собственного дяди.

Вот так номер!

Чед снова ухмыльнулся. Его распирало затянуться, но он боялся, что его выдаст дым. Понаблюдать за этим цирком хотелось больше, чем курить, так что он положил косяк в пыльную пепельницу, которой никогда до того не пользовался, и навострил зрение и слух.

Они встали друг против друга, явно прощаясь. Конни положила локти на перила и легла на них грудью, оказавшись наконец выше и без того высоченного дяди. Он даже немного поднял вверх подбородок. По очень тихим голосам Чед понял, что они о чём-то спорят, но беззлобно. Может-быть-Хэнк покачал головой, бросил «нет» и отодвинулся, но тут Констанс Мун — ха-ха, вот это она