Хэлло, дорогая - Снежинская

Он в последний раз посмотрел на Конни и понял, что она неотрывно провожает его взглядом. Даже когда Плимут уезжал по улице в ночь, она не сразу ушла в дом, а смотрела и крутила в уме, как кубик рубика, одно слово.

Акуэрт. Акуэрт. Акуэрт.

Завтра утром она поедет в Акуэрт и поймёт всё, что творится с Хэлом Оуэном.

========== Другой Хэл ==========

Сесиль Уитакер жила в одиннадцатом доме на Лейк-Паркуэй. Каждый раз, когда приближался Хэллоуин, она собирала чемоданы и покупала билеты в какой-нибудь другой город, хотя ненавидела путешествовать. Тем не менее, в ночь на тридцатое октября в штате Нью-Джерси её уже не было. Хотя денег на дорогие зарубежные курорты она не зарабатывала и даже отдых в бунгало где-нибудь на калифорнийском пляже был ей не по карману, она весь год складывала деньги с получки в жестяную банку, которую хранила на кухне возле бутылки домашнего хереса от тёти Мириам. Откладывала, чтобы сбежать. И в этот год планировала побег снова.

В список обязательных расходов также входили ежемесячные счета за свет. Другие назвали бы их возмутительными. Другие, но не Сесиль.

В свои двадцать четыре года она не могла нажать на выключатель с наступлением темноты, и каждый угол в доме был ярко освещён, включая чердак и подвал. Щиток был замкнут на навесной замок и ключ. Клавиши выключателей — залеплены скотчем. Сесиль не надоедало ежедневно после работы возиться с ним, и вскоре это превратилось в ритуал. Кто-нибудь сказал бы, что она сошла с ума, или что ей стоило бы с кем-нибудь съехаться, но она жила одна по собственным причинам.

Первая — Сесиль не хотела съезжаться с единственными своими родственницами. Тётушки жили на другом конце штата, но они не были слишком близки с ней.

Вторая — будучи одна, Сесиль чувствовала себя в большей безопасности, чем с кем-либо. С доверием к людям у неё с детства было худо, и даже со своим парнем, Кевином, она не могла расслабиться на сто процентов.

Сесиль знала, что эта проблема крылась в её прошлом. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы до этого дойти. Психолог в мягком сером костюме, к которому прилагался кабинет на втором этаже в красном кирпичном доме, выписал ей кругленький чек после десяти бесполезных сеансов и сообщил, что Сесиль должна отпустить тяжёлые события детства, которые нарушают «внутренний контур её поддержки».

Легко сказать. Это не на его глазах жестоко убили всю её семью много лет назад.

Психолог был не в курсе, но соседи всё ещё помнили, что Сесиль Уитакер было десять, когда в их дом кто-то вломился на Хэллоуин. Они в тот вечер не слышали никаких подозрительных звуков. Никто не кричал. До утра всё было спокойно. Около пяти часов, когда рассвело, в дом к миссис Талбот постучалась Сесиль, в пижаме и босиком. Руки её были в крови, но на теле не было ни синяков, ни царапин — кроме разве что старых, потому что Джоди Уитакер, её мать, часто поколачивала дочку, которая «испортила ей жизнь, когда родилась». И все соседи это знали.

Сесиль в десять лет была росточком невысокой и худенькой вдобавок. У неё был острый нос и удивительно смешные пухлые щёки. Сосед, шестидесятидвухлетний Джо Талбот, называл её «мышонок». Он и его жена относились к Сесиль с жалостью и сердечностью, часто кормили обедами или за доллар-другой нанимали для всяких поручений, с которыми мог бы справиться ребёнок её возраста. От Талботов Сесиль была в восторге — она называла их по именам и могла даже ночевать у них, если мать была пьяна, а сестра оставалась у своего парня или подружки.

Так что Талботы оцепенели, когда открыли ей дверь утром первого ноября.

— Бэтти, — по-детски спокойно сказала Сесиль, стуча зубами, — маму, Патрисию и Коллина убил мистер Буги.

Бэтти Талбот выпученными глазами посмотрела на дом напротив. Дверь была открыта настежь; по неухоженной дорожке, заросшей сорной травой, гулял ветер. Бэтти завела девочку к себе в дом, велела Джо вызвать полицию, а сама сунула Сесиль в горячую ванну и налила какао в большую эмалевую кружку. Она даже не подумала о том, что смывала с Сесиль улики.

Когда прибыли копы и вошли в неухоженный старый дом под тенистым каштаном, их едва не вырвало. Там отверзлись врата Ада. Всё было отвратительно настолько, что потом они с трудом смогли забыть это спустя годы. Но некоторые не забыли никогда.

Мужчина — конечно, уже мертвец — с обезображенным до неузнаваемости лицом был привязан к холодильнику. Судя по всему, несколько раз в голову ему прилетало дверцей морозильной камеры: та была помята. С какой же силой его били? Притом безжалостно: у него была сломана скула, переносица — вдавлена в череп, левый глаз вытек на щёку, так, что стали видны чернота и кровавое месиво глазницы; одежда его была расстёгнута, на шее туго застегнули кожаный брючный ремень. Позже в морге криминалисты увидят под ним на шее вспухший след. Брюки, с которых этот ремень сняли, были спущены ниже бёдер, и то, что увидели в его паху, повергло всех в шок — сплошная рана.

Одного из полицейских вырвало прямо на кухне у Уитакеров.

Кто-то оскопил несчастного, но зверским способом: кровь брызгами осталась на холодильнике и поверхностях вокруг, на холодной коже покойника. Алые потёки застыли на его бёдрах и коленях. У него была рваная рана вместо пениса, и немногим позже патологоанатом сделает заключение, что член и яички ему вырвали голыми руками.

Какой чудовищной силы должен быть человек, способный на такое?

На кухне был ещё один труп. Женщина лет тридцати пяти или немногим больше, изнасилована перед смертью — это очевидно: ноги задраны, бельё сорвано, платье разодрано в клочья. Над её лицом долго работали кулаками, оно превратилось в сплющенный блин. От пупка она была разрезана собственным кухонным ножом для разделки мяса — отпечатков пальцев на нём не обнаружили — и вся промежность, всё внутри было залито и сожжено серной кислотой. Даже если там была сперма, собрать её для анализа было уже невозможно. От кислоты пострадала кожа на бёдрах и животе, она разъела ткань домашнего клетчатого платья.

Даже изуродованное лицо не могло скрыть предсмертного ужаса.

В гостиной был третий труп. Двери туда убийца обмотал ремнём — позже выяснилось, из шкафа покойного Уитакера — изнутри, и полицейские не смогли их вынести: пришлось пробираться через окно. К их удивлению, оно было уже открыто,