Странники войны. Воспоминания детей писателей. 1941-1944 - Наталья Громова

Стасик Нейгауз

Дорога до Казани заняла несколько дней, поезд часто останавливался, пропуская военные эшелоны, было жарко, еда портилась, я заболела тяжелой дизентерией, чуть не умерла. Поэтому следующая картина– сразу палата изолятора в Берсуте. Пароход «Дюканов», который привез нас в Берсут, совсем не помню. Спасла меня Тамара Владимировна Иванова – женщина неуемной энергии, ей удалось достать чудодейственное тогда лекарство – БАКТЕРИОФАГ – только так, торжественно, отпечаталось в памяти это слово.

В августе я уже поправилась и включилась в общественную жизнь нашего лагеря. «Население» было почти то же, что и во Внукове (плюс детсадовские и мамы с малышами), но природа – совсем другая. Высокий берег Камы, обрыв к реке, знаменитая лестница, остатки которой удалось сфотографировать в 2005 году, густые леса, полные малины и земляники. Но собирать ягоды было невозможно – налетали тучи комаров. А какие были закаты!

Громкоговорителей в этом бывшем доме отдыха (или санатории?) не было, в солнечной столовой – белые скатерти и довоенная еда, война еще не чувствовалась. Моя спасительница Тамара Владимировна, напуганная желудочными заболеваниями, строго следила за нашим санитарным состоянием, за что ребята прозвали ее «кипяченая водичка». Старшие мальчишки сражались в футбол, были две соперничающие команды. Капитаном одной стал Тимур Гайдар, другой – Стасик Нейгауз. Оба – лидеры, но антиподы: хулиганистый, открытый, веселый Тимур и романтичный, сдержанный Стасик.

Мы, девчонки из младшего отряда, немедленно разделились на две партии. Музыкально одаренные Женя Скудина и Марина Френкель возглавили партию Стасика, Ванда Белецкая и я принадлежали партии Тимура. Рано утром полагалось нарвать букетик полевых цветов и поставить в столовой перед завтраком на стол кумира. В их честь сочиняли нехитрые стихи. Помню только рифму «Тимур – amour» (откуда-то по-французски!). В старших отрядах уже вовсю процветали романы. Девочки-звезды

Варя Шкловская и «гордая полячка» Эва Василевская были объектами нашего пристального наблюдения, нас же, мелюзгу, никто не замечал.

Тимур с отцом Аркадием Гайдаром. Перед войной

Следующая картина – уже интернат в Чистополе. Дом крестьянина. Улица Володарского, 52, парадный вход заколочен. Входим через арку во двор, в глубине двора – стойла лошадей, от них навоз, грязь. Зимой всё это замерзало, образуя небольшие обледенелые горки, мы с них катались. Двер – в углу дома, несколько ступеней налево вниз – кухня, красный уголок, столовая. Направо – лестница наверх. Между первым и вторым этажами – грязная рыжая дверь в уборную типа «сортир», на стене которой много лет после войны сохранялась надпись «Дукер – дурак». На втором этаже – ребячьи спальни, на третьем жили некоторые воспитатели и обслуживающий персонал. Наша комната младших девочек – первая налево по коридору от заколоченной парадной лестницы, превращенной в склад барахла и каких-то досок (хода нам туда не было). Два окна, печка, восемь или девять кроватей, посередине стол для всего: для уроков, рукоделия, чтения. Часто по вечерам выключают электричество, тогда мы зажигаем коптилку – фитилек, опущенный в вонючее хлопковое масло. На ночь, чтобы не бегать на лестницу в уборную, нам, младшим, ставят ведро, мы называем его Яков Фёдорович – в честь нелюбимого директора интерната, грубого Хохлова. Прямо под нашей комнатой – красный уголок, там стоит рояль, на нем после отбоя играет Стасик Нейгауз. Какие-то звуки доносятся и до нас. Самая ярая поклонница Стасика Женя Скудина – будущий музыковед – ложится на пол, ставит рядом, дном вверх, маленький железный тазик и прикладывает к нему ухо, говорит, что так ей лучше слышно.

Интернат Литфонда. 1940–1950-е

Фанерная перегородка отделяет нашу комнату от комнаты наших друзей-врагов – младших мальчишек. В перегородке есть маленькая круглая дырочка размером с пятак (выпал деревянный сучок), через нее в дни самых напряженных отношений с мальчишками просовываются в обе стороны записки – идет выяснение сложных отношений. Таковы декорации, в которых протекала наша жизнь.

О распорядке жизни и ее атмосфере лучше всего рассказывает взрослый свидетель, замечательная Анна Зиновьевна Стонова – профессиональный педагог, заведующая интернатом, жена писателя-фронтовика Дмитрия Стонова. Вот отрывки из ее письма в Москву маме Лизы Григорьевой:

«…Хочу несколько слов написать о Лизе, чтобы уменьшить Ваше беспокойство о ней. У нас постоянный врач, который ежедневно делает обход и, зная Лизино горло, при малейшей розовости не пускает ее в школу, может быть, благодаря этому предотвращаются серьезные болезни. Малярией последние пять месяцев Лиза не хворала. Она выросла, цвет лица у нее хороший, она тихая, тактичная девочка, занимается она хорошо. Комната, в которой она живет, высокая, солнечная, с девочками она дружна.

Интернат Литфонда. Современная фотография

Еженедельно мы ходим в баню, и прикрепленный воспитатель моет ей голову…

У нас в интернате тепло, средняя температура 16–17 °C, а есть более теплые комнаты, немного тесновато, так как ребята в своих спальнях делают уроки, читают. Есть красный уголок, где проводятся различные культурные мероприятия – встречи с писателями-фронтовиками, лекции, концерты для ребят. Каждое воскресенье у нас кино-передвижка.

Подъем ребят в 7 часов, к 8 они в школе, завтрак в 7:30, по нынешним временам кормим неплохо, маловато жиров. На завтрак каша с маслом или картофель с маслом и чай. В 12:30 обед мясной из 2-х блюд, в 4:30 полдник: чай-шиповник с хлебом или стакан кофе или молока. В 7:15 ужин из двух блюд: суп и запеканка или блинчики и т. д. Ввели мы трудовые навыки, чтобы приучить ребят к самообслуживанию. Дети сами себе зашивают, штопают, убирают по очереди в своей комнате, моют пол. Но еще обслуживают весь интернат бригадами. Лиза сейчас в бригаде подавальщиц, работает добросовестно, спокойно, очень хорошо. Постепенно пройдет весь круг работ, будет в починочной бригаде, гладильной, на чистке картофеля, так чтобы в жизни ничего не было страшно…

…Конечно, ребятишки скучают, тоскуют, дома они были единственные и получали много внимания, но мы стараемся дать им тепло и ласку, чтобы уменьшить их тоску, относимся не по-казенному».