Запрет на студентку - Мария Летова

Прикинув в голове, даю себе четыре часа на то, чтобы ее найти и закрыть вопрос. И клянусь, когда я ее найду, она навсегда лишится привычки быть для меня вне зоны любого доступа.

— Люба…

Голос Глеба за дверью тихий, как и стук, но они все равно заставляют вздрогнуть и стянуть с чугунной головы одеяло.

Глядя на дверь и утирая рукавом свитера мокрые щеки, молча жду, чего он хочет.

— Тут… пиццу привезли… давай поедим, — бормочет брат.

Возвращаю голову на подушку и накрываю ее одеялом. Я знаю, что бессовестно заняла его надувной матрас и вообще половину его квартиры, забаррикадировавшись в комнате, но я планирую остаться здесь до старости и тихо умереть в одиночестве, потому что не хочу больше видеть людей. И чтобы они видели меня. Хочу стать маленькой и незаметной… хочу исчезнуть…

Вжавшись лицом в подушку, глушу вырывающиеся из груди рыдания.

Я думала, на них у меня просто нет сил, но они все равно не останавливаются, высасывая из меня последнюю энергию. Мое тело будто набили ватой, и я его не чувствую, все равно продолжаю тихо реветь, игнорируя вопрос Глеба:

— Хочешь чего-нибудь? Могу в кондитерку сгонять…

Хочу, чтобы он ушел.

Хочу хотя бы на секунду представить, как буду смотреть в его глаза, зная, что он знает. Что он в курсе каждой буквы и каждой запятой, которые выпрыгивали из-под моих пальцев и складывались в слова. Ужасно пошлые. Даже грязные. И очень… кошмарно личные. Хотя бы на секунду пытаюсь представить, как вхожу в аудиторию, где каждый мой одногруппник тоже в курсе. В курсе того, что я развязная и бесстыдная. Что мне нравится и что не нравится. Что я умею и чего не умею. Что нравится… ему и что нравится нам обоим… Все знаю об этом. Может быть даже его высокомерная сестра. Или друзья…

Новая порция слез подкатывает к глазам, и обжигает щеки. Подушка под моей щекой совершенно мокрая.

Я знаю. Уже знаю, что не смогу пройти через это. Никогда не смогу. Я просто останусь здесь. Навсегда.

Как я буду смотреть в глаза Саши, зная, что подставила его самым унизительным на свете образом. Что я… может быть разрушила его карьеру… Я даже не знаю, где взять силы на то, чтобы просто позвонить ему и сказать, что это я во всем виновата, хотя я толком и не знаю, как и в чем! Но разве это важно? Я испортила ему жизнь… я…

— Люб…

Зажмурив глаза, сворачиваюсь клубочком.

— Мне нужен твой телефон, — говорит Глеб за дверью. — Хочу отдать своему спецу…

Мой телефон… кажется он больше мне не принадлежит. Ведь я даже войти в него не могу.

Какое это имеет значение? Я и так знаю, кому обязана. Кажется, я никогда в жизни никого не ненавидела, потому что ни к одному человеку на свете я не испытывала таких всепоглощающих чувств, как к Касьянову.

Всепоглощающей ненависти и беспомощности, а сейчас… к нему я вообще ничего не чувствую. Только апатию. Если он хотел разрушить мою жизнь, у него это получилось.

Тоска сжимает сердце так, что становится трудно дышать.

Саша он… теперь меня ненавидит? Он ведь стеснялся меня и до сегодняшнего дня, а теперь…

Холод под моей кожей посылает по телу озноб.

Я злилась. Так злилась на него, хотя и не имела на это права. Я не хотела его видеть. По крайней мере пару часов в сутки я действительно не хотела его видеть. Эта обида, засевшая в груди, такая жалящая.

Его образ в компании другой женщины крутился в моей голове нон-стоп. И я понятия не имела, что должна делать! Я хотела, чтобы он тоже злился. А еще больше я хотела, чтобы он скучал без меня также, как я скучала без него. Каждый день. А теперь…

— Ты уже восемь часов там сидишь, — осторожно говорит Глеб. —

Нужно… это самое, поесть…

Он меряет шагами коридор, и они эхом разносятся по его полупустой квартире.

Я благодарна ему за то, что он не пытается ничего обсудить. Я бы сгорела заживо! Разговаривать с ним мне стыдно. Кажется, выйдя на улицу, я бы шла, все время оглядываясь. Даже в потоке незнакомых людей. Я не хочу выходить отсюда. Может быть когда-нибудь. Когда люди просто забудут мое имя. Все забудут мое имя.

Душу всхлипы, потому что не хочу, чтобы мой брат знал о том, что я плачу без остановки целый день. Я никогда не плакала так много. Кажется, я просто будто сломалась и не могу себя починить.

Откинув с лица одеяло, смотрю в темный потолок, по которому гуляет свет первых уличных фонарей.

Не знаю, когда успело стемнеть.

Я с трудом могу вспомнить, как оказалась в квартире брата. Просто мне больше некуда было идти. Я не могла пойти к Саше, потому что мне было страшно! И я не знала, где его искать! И хочет ли он меня видеть. Если не хочет, то я… я… просто исчезну из его жизни…

Я не могу представить кого-то на его месте. Другие руки вместо его рук.

Голос другого мужчины, другой запах, другая логика, другие мысли в голове!

Потолок расплывается перед глазами, когда пытаюсь представить себе такую перспективу.

Я люблю конкретного мужчину. Единственного и неповторимого! Люблю его ум, голос, запах! Его тело. Люблю то, как он на меня смотрит! И как он меня целует.

Но он обещал, что я буду у него единственной, а теперь я уже в этом не уверена.

— Люб, открой дверь, а? — усталый голос брата.

Тело слушается с трудом, когда пытаюсь сесть.

Не получив ответа, Глеб говорит:

— Я тебе новый телефон купил. Оставлю под дверью.

Моя растрепанная коса кажется неподъемной тяжелой, клетчатая юбка перекосилась на талии, сдавив живот. Только в этот момент вспоминаю, во что вообще сегодня одета.

— Люб…

Остановившись перед дверью, обнимаю себя руками. Чувствую себя маленькой. Здесь, в этой комнате, отгородившись от всего мира я чувствую себя в безопасности. Я чувствую себя неживой. И этот страх. Какой-то ужасный непонятный страх накатывает на меня то и дело, от чего меня трясет.

— Хочешь, привезу тебе этого… Романова?

— Нет! — вырывается из меня хриплый крик.

— Хочешь, голову ему в задницу засуну?

— Глеб… — дрожит мой голос. — Уйди. Пожалуйста…

Он не двигается с места несколько секунду, а потом его шаги удаляются.

Приоткрыв дверь, приседаю и хватаю лежащий на пороге телефон. Это последняя модель, и моя губа дрожит, когда захлопываю дверь, бросив взгляд на проем кухонной двери, из которого в коридор льется свет. Ведь у меня не день рождения для таких подарков!

Непослушными пальцами снимаю блокировку и набираю номер, который успела выучить наизусть. От перенапряжения ломит все тело, и то, что гудки затягиваются, ускоряет стук моего сердца, а потом оно и вовсе подпрыгивает к горлу, когда на том конце провода слышу отрывистый и резкий голос: