Каменные клены - Лена Элтанг

минуты две мы сидели в молчании, потом саша выбросила желтую марлю с размокшей травой, вымыла руки, написала несколько строк, положила листок на стол, сверху положила ключ и направилась к лестнице

я просто так спросила, прочел я, у вас будет четвертый номер на одну ночь, инспектор, если что-то срочное, звоните в колокольчик

дался ей этот инспектор! я взял оставленный на столе карандаш и приписал внизу:

по утрам я обычно пишу дневник, инспектор, потому что, если я не напишу хотя бы парочку страниц, меня задушит злоба, если что — звоните в колокольчик

* * *

приглушенное жужжание слышалось из моей спальни на втором этаже, следы от пылесоса на синем ковре в гостиной атласно блестели — похоже, финн эвертон начала сегодня снизу и продвигается наверх и направо, если она меня увидит, скажу, что искал, куда приткнуться, пока мою комнату убирают

я еще в прошлый раз заметил, что саша исчезает, как только финн выкатывает из кладовки красное допотопное устройство с гофрированным хоботом — а значит, у меня есть время, минут двадцать, не меньше

я снял мокасины и прошел наверх, держа их в руках, как вор, я и был вор! замок я открыл согнутой стальной проволокой, вспомнив одного своего ученика, тот вечно носил с собой связку крючков, как грабитель миньон у жана жене

в сашиной спальне пахло знакомо и тревожно, как от маминой шкатулки для лекарств, я прошелся по комнате, посидел на кровати, снова прошелся, что-то мешало мне сунуть руку под подушку и вынуть дневник, так бывает, когда в лесу наткнешься на гнездо в развилке дерева и не можешь взять оттуда пятнистое шероховатое яичко, хотя руки так и чешутся — в птичьих яйцах есть что-то привлекательное и отталкивающее одновременно, как и в самом воровстве

наконец я сунул руку под подушку, взял тетрадь и открыл ее на нужном месте:

перелезая через поручни, я порвала колготки о цепь, и, отойдя к раздвижным дверям кубрика, сняла их вместе с трусами, скомкала и сунула в сумку

я лег на сашину постель и прочел две страницы, почти не переводя дыхания, пылесос пожужжал в коридоре и затих, потом хлопнула дверь и послышались шаги на лестнице — финн закончила работу, осталось еще шесть страниц, или семь, я не смог заставить себя пролистать до конца, как поступал в детстве с агатой кристи, мучаясь нетерпением

да чего там листать, и так ясно — моя душа неистовствует во мраке ее языка[95]

* * *

я прочел у саши о том, что она сделала с мужем своей сестры, чтобы вернуть ее домой

вернее, я прочел у саши о том, что она сделала со своим бывшим дружком дрессером, низким предателем, собирателем объедков и допивателем опивков

нет, опять не то — я прочел у саши, что она хотела бы сделать со смотрителем гребного клуба, похороненным, между прочим, возле часовни св. марии, задолго до второй мировой войны, и звали его вовсе не дрессер, я разобрал буквы на камне меж двух пожухших колокольчиков

нет, не так — я прочел у саши о том, что я хотел бы, чтобы она сделала со мной

два года назад, в кабинете с окнами на маркет-плейс, доктор майер говорил, что у меня все в порядке с головой, просто нужно пережить шок

смерть невинного человека, говорил он, всегда ложится тяжелым грузом, даже если у вас не было злого умысла, просто расслабьтесь и переживите шок

теперь я думаю, что шок, пожалуй, переживет меня

…ты про ресторан не отвечаешь — не веришь мне или сердишься до сих пор.

Говорю же тебе, жалеть не о чем, он за тебя взялся только потому, что не любит долго возиться, и еще — с тихонями ему не так страшно, а от меня всегда было много шума.

Помнишь, он вечно ворчал, что мои фотографии по всему дому разбросаны, говорил, что кошачьи позы не годятся для такой дебелой девицы и все такое? Так вот, я сама видела, как он целую пачку взял тихонько в гостиной и унес к себе в комнату, шевеля усами, как жук-дровосек. Ага, думаю, не все так просто.

В ту осень я злилась на тебя ужасно, только молчала, ждала случая тебе отплатить. Я тогда мамины письма нашла на чердаке и поняла, что ты мне врала всю дорогу, просто из вредности. Теперь-то я знаю, что из страха: боялась, что я к ней уеду и ты одна останешься, да? Я тебя просто видеть не могла, и чулки твои тоже я порезала, а никто другой, впрочем, это и так ясно.

Хочешь, расскажу, как все было?

У меня в тот вечер свидание было с одним, из чата знакомств, он специально из Ньюпорта приехал на два дня и ждал меня в «Якоре», точнее, должно было быть свидание, только я его издали увидела и сразу назад повернула. Нос у него был будто спелая клубника, весь в рытвинах.

Фотографии вообще такая штука, ненадежная.

Вернулась я домой сама не своя, стою в саду с последней сигаретой, дождь капает, денег в доме ни пенни, и ни одного постояльца, разумеется, а вы с Дрессером наверху окно открыли, курите там и смеетесь — мне почему-то показалось, что надо мной. Я пошла на кухню, стала холодный ужин есть прямо из кастрюли, смотрю на его плащ — на стуле брошенный, будто у себя дома — и чувствую, что сейчас лопну от злости.

Сняла платье, лифчик, надела его плащ и стала перед зеркалом в коридоре рожи корчить, и плащ распахивать и запахивать, ну знаешь, как эти чокнутые парни в парках, а тут он как раз за вином спустился и застыл у холодильника — стоит в брюках и майке, обомлевший, и смотрит.

Я еще подумала — какие подтяжки киношные, никто уже не носит такое, и засмеялась, как дура, прямо ему в лицо. А он сурово так головой покачал и пошел к тебе наверх.

Но я-то знала, что он тебе не скажет, и ведь не сказал, а утром ты…

…я смеюсь, но раздается такой звук, как будто кого-то придушили — то ли мышку, то ли птичку.[96]

О чем я думаю теперь?

Сестры уже нет, мамы и отца тоже нет, теперь не стало Хугина и Мунина, а это были последние достойные меня собеседники. Остались только цветы, вот, например, подсолнухи у ограды, корявые случайные дружки, выросшие из оброненной кем-то горсти семечек.

Да нет, какие уж тут случайности. Разве не подсолнухом обернулась Клития, не добившись Аполлонова тела? Запальчивая нимфа, уступившая сестре любовника — или там была племянница? да полно, врет Овидий, такая ненависть бывает только между сестрами.