Археологические прогулки по Риму - Гастон Буасье

утвердившиеся и не боявшиеся непредвиденной революции, не водили с собой войско, и, так как на их виллах обыкновенно было больше рабов, чем солдат, естественно думать, что сто камер, из которых хотели сделать казармы преторианцев, были попросту помещения для служителей. Тянувшаяся над нижними постройками терраса замыкалась огромным прямоугольным портиком, посередине которого находился большой бассейн, некоторые остатки еще видны теперь. Одна из сторон портика уцелела. Это стена из кирпичей в 10 метров высоты и в 230 метров длины. Она одна стоит крепко среди груды всех этих развалин. Когда, с трудом пробравшись между грудами наваленных обломков, между остатками разбросанных колонн, вдруг очутишься перед этой нетронутой стеной, удивление равняется восхищению. Является вопрос, по какой счастливой и странной случайности ее не постигла общая с другими судьба и что уберегло ее от падения, которое ей грозило, по-видимому, благодаря своей высоте и ширине. Не остается сомнения, что портик этот – тот самый, о котором упоминает Спартиан под именем Пойкила, подражание одному афинскому памятнику. Афинский Пойкил, знакомый нам по описаниям Павсания, был особенно знаменит картинами Полигнота. Он в них изобразил славные события – между прочим, победу Тезея над амазонками и битву при Марафоне. От них не сохранилось ни малейших следов. Так как мы не знаем, был ли Адриан верным подражателем, трудно сказать, до какой степени копия может дать точное понятие о подлиннике. Несомненно одно: легко представить, что такое должен был быть Пойкил виллы в Тибуре. С двух сторон так хорошо сохранившейся стены поднимались колонны, от которых уцелели только несколько оснований. Они поддерживали изящную крышу и образовывали два портика, сообщавшиеся через дверь, существующую и теперь. Этот двойной портик был так расположен, что одна из передних сторон оставалась всегда в тени в то время, когда другая была на солнце, так что там можно было гулять во всякое время года и во все часы дня: стоило перейти на другую сторону, смотря по часам, чтобы всегда найти там тепло зимой и прохладу летом. Стена, вероятно, была покрыта живописью, и живопись эта должна была представлять копии с Полигнота. Время уничтожило их все; но оно не могло лишить эту простую кирпичную стену ее величия и крепости. Это, несомненно, одни из самых прекрасных римских развалин, сохранившиеся до нас, и восхищение, какое испытываешь, когда смотришь на них, еще увеличивается при мысли о греческом шедевре, последнюю память которого они сохраняют, напоминая его.

Каноп. Вилла Адриана

Немного далее по тому же направлению достигаешь до небольшой по размерам долины, более длинной, чем широкой, которую археологи, согласно свидетельству Спартиана, все называют Канопом. Это имя, подобно многим другим, было дано не без основания. На одном, найденном в долине кирпиче, думали, что разобрали следующие слова, после чего, если только это чтение верно, не оставалось бы никакого сомнения: Delicia Саnорі. Сейчас мы были в Афинах и осматривали Пойкил; причудливая фантазия императора разом переносит нас в Египет.

Надо думать, что Египет был одной из стран, наиболее поразивших Адриана в его путешествиях. Нельзя было без особого удивления видеть этот странный край, отделенный от остального мира и преданиями, и обычаями, и языком, и богами. С тех пор как римляне стали владыками вселенной, большинство народов отреклись от своих законов и обычаев, чтобы принять законы и обычаи победителей; Египет при всех переменах правления оставался верен своему прошлому. Греческие завоеватели, пришедшие править им, префекты, которых посылал Рим, не внесли никакого изменения в его обычаи. Подвластный в течение более шести веков чужеземному владычеству, он продолжал жить по-своему, строя храмы, как во времена Сезостриса[76], и украшая их иероглифами, в которых его победители ничего не понимали. Эта страна, не похожая ни на какую другую, странная уже по самой своей природе, стала еще гораздо более странной, когда застыла в своей старой цивилизации. Поэтому все эти скучающие богачи, искавшие новых зрелищ и желавшие хоть на минуту избавиться от всеобщего однообразия, были счастливы попутешествовать в этом уголке вселенной, не похожем ни на что. Они непременно отправлялись посмотреть на памятники фараонов, полюбоваться на пирамиды, послушать, как Мемнон приветствует зарю, и начертать свое имя с разными благодарениям на пьедестале или на ноге колосса. Возвратившись к себе, они просили ваятелей или художников воспроизвести то, чем они перед тем восхищались. Таким образом в искусстве того времени распространился ложный египетский вкус, породивший несколько хороших произведений и много нелепых подражаний. От знатных людей этот вкус перешел к другим классам: на стенах людей среднего сословия в Помпее любили изображать неправдоподобные местности, с пальмами, ибисами и крокодилами, которые могли дать какое-нибудь понятие об этом странном крае людям, никогда его не видавшим.

Руины дворца. Вилла Адриана. 1877 г.

Адриан, подобно другим, посетил Египет, и неудивительно, что этот проницательный и любознательный ум был более поражен им, чем кто-либо. История Августов передает об одном письме, написанном им из Александрии зятю его Сервиану; характер этого большого торгового города, где сходились все народы Востока, подмечен в нем очень тонко. В злых выражениях он описывает деятельность этого делового люда в погоне за наживой. «Никто там не живет в бездействии, – говорит он. – Одни изготовляют стекло, другие – бумагу, иные прядут лен. У каждого там свое дело, своя профессия. Даже слепые, хромые, подагрики – и те находят себе занятие. У них у всех один бог – деньги (unus illis deus nummus est); ему одному поклоняются христиане, евреи и все остальные». Как это случается во всех промышленных городах, где счастье так переменчиво, старались поскорее насладиться благами, которые можно было так быстро утратить, и предавались удовольствиям с тем же пылом, что и делам. Местом развлечений для александрийцев, куда они отправлялись рассеяться после своих занятий и облегчить карманы от денег, был город Каноп, расположенный в пяти или шести милях от Александрии. В Канопе был знаменитый храм Сераписа, куда стекались со всего Египта. Каждый вечер святилище было полно людей, пришедших просить у бога исцеления от своих болезней или излечения своих друзей. После горячих молитв они ложились спать в храме и во сне получали лекарство, которое должно было избавить их от их немощей. Но большей частью здоровье было только предлогом; отправлялись в Каноп, как в наши дни отправляются на воды, – больше для развлечения, чем для леченья. Путешествие делалось по каналу в пять миль длины, по которому непрестанно двигались небольшие