Рождественские повести - Чарльз Диккенс

— Последние слова Джон выкрикнул уже во дворе, куда поспешил со свечой в руках.

Мисс Слоубой, заслышав какие-то таинственные упоминания о "старом джентльмене" и связав с ними в своем озадаченном воображении некоторые представления суеверного характера *, пришла в полное замешательство и, поспешно вскочив с низкого кресла у очага, бросилась искать убежища за юбками своей хозяйки, но, столкнувшись у двери с каким-то престарелым незнакомцем, инстинктивно обратила против него единственное наступательное оружие, которое было у нее под рукой. Таковым оружием оказался младенец, вследствие чего немедленно поднялся великий шум и крик, а проницательность Боксера только усилила общий переполох, ибо этот усердный пес, более заботливый, чем его хозяин, как выяснилось, все время сторожил спящего старика, — боясь, как бы тот не удрал, захватив с собой два-три тополевых саженца, привязанных к задку повозки, — и теперь счел долгом уделить ему особое внимание, хватая его за гетры и стараясь оторвать от них пуговицы.

— Вы, сэр, как видно, мастер спать, — сказал Джон, когда спокойствие восстановилось, обращаясь к старику, который недвижно стоял с непокрытой головой посреди комнаты, — так что я даже чуть было не спросил вас: "А где остальные шестеро?" * — но это значило бы сострить и уж конечно у меня бы все равно ничего путного не вышло. Но я уже совсем было собрался спросить вас об этом, — пробормотал возчик, посмеиваясь, — чуть было не спросил!

Незнакомец, у которого волосы были длинные и белые, черты лица красивые и какие-то слишком четкие для старика, а глаза темные, блестящие и проницательные, с улыбкой оглянулся кругом и, степенно поклонившись, поздоровался с женой возчика.

Одет он был очень своеобразно и странно — слишком уж старомодно. Все на старике было коричневое. В руке он держал толстую коричневую палку или дубинку, и, когда ударил ею об пол, она раскрылась и оказалась складным стулом. Незнакомец невозмутимо сел на него.

— Вот, пожалуйста! — сказал возчик, обращаясь к жене. — Так вот он и сидел на обочине, когда я его увидел! Прямой как придорожный столб. И почти такой же глухой.

— Так и сидел, под открытым небом, Джон?

— Под открытым небом, — подтвердил возчик, — а уже стемнело. "Плачу за проезд", сказал он и протянул мне восемнадцать пенсов. Потом влез в повозку. И вот он здесь.

— Он, кажется, хочет уходить, Джон!

Вовсе нет. Старик только хотел сказать что-то.

— Если позволите, я побуду здесь, пока за мной не придут, — мягко проговорил незнакомец. — Не обращайте на меня внимания.

Сказав это он из одного своего широкого кармана извлек очки, из другого книгу и спокойно принялся за чтение. На Боксера он обращал не больше внимания, чем на ручного ягненка!

Возчик с женой удивленно переглянулись. Незнакомец поднял голову и, переведя глаза с хозяина на хозяйку, проговорил:

— Ваша дочь, любезный?

— Жена, — ответил Джон.

— Племянница? — переспросил незнакомец.

— Жена! — проревел Джон.

— В самом деле? — заметил незнакомец. — Неужели правда? Очень уж она молоденькая!

Он спокойно отвернулся и снова начал читать. Но не прочел и двух строчек, как опять оторвался от книги и спросил:

— Ребенок ваш?

Джон кивнул столь внушительно, что внушительней и быть не могло, даже крикни он утвердительный ответ в переговорную трубу.

— Девочка?

— Ма-а-альчик! — проревел Джон.

— Тоже очень молоденький, а?

Миссис Пирибингл тотчас же вмешалась в разговор:

— Два месяца и три дня-а! Прививали оспу шесть недель тому наза-ад! Принялась очень хорошо-о! Доктор считает замечательно красивым ребе-онком! Не уступит любому пятиме-есячному! Все понимает, прямо на удивленье! Не поверите, уже хватает себя за но-ожки!

Маленькая мамаша так громко выкрикивала эти короткие фразы ему на ухо, что хорошенькое личико ее раскраснелось, и, совсем запыхавшись, ока поднесла ребенка к гостю в качестве неопровержимого и торжественного доказательства, в то время как Тилли Слоубой, издавая какие-то непонятные звуки, вроде чиханья, прыгала, как телка, вокруг этого невинного, ни о чем не ведающего существа.

— Слушайте! Наверное, это пришли за ним, — сказал Джон. — Кто-то идет к нам. Открой, Тилли!

Однако, прежде чем Тилли добралась до двери, кто-то уже открыл ее снаружи, так как это была самая простая дверь со щеколдой, которую каждый мог поднять, если хотел, а хотели этого очень многие, потому что все соседи были охотники перемолвиться добрым словом с возчиком, хоть сам он и был неразговорчив. Когда дверь открылась, в комнату вошел маленький, тощий человек с землистым лицом; он был в пальто, сшитом, очевидно, из холщовой покрышки какого-то старого ящика: когда он обернулся и закрыл дверь, чтобы холод не проник в комнату, оказалось, что на спине у него черной краской начерчены огромные заглавные буквы «Г» и «Т», а кроме того написано крупным почерком слово: СТЕКЛО.

— Добрый вечер, Джон! — сказал маленький человек. — Добрый вечер, сударыня! Добрый вечер, Тилли! Добрый вечер, господин, не знаю, как вас звать! Как поживает малыш, сударыня? Надеюсь, Боксер здоров?

— Все в добром здоровье, Калеб, — ответила Крошка. — Да стоит вам только взглянуть хотя бы на малыша, и вы сами это увидите.

— А по-моему, стоит только взглянуть на вас, — сказал Калеб.

Однако он не взглянул на нее; что бы он ни говорил, его блуждающий озабоченный взгляд, казалось, вечно устремлялся куда-то в другое пространство и время, и то же самое можно было сказать о его голосе.

— Или взглянуть хотя бы на Джона, — сказал Калеб. — Либо на Тилли, коли на то пошло. И уж конечно на Боксера.

— Много работаете теперь, Калеб? — спросил возчик.

— Порядочно, Джон, — ответил тот с рассеянным видом, как человек, который ищет что-то весьма важное, по меньшей мере — философский камень. — И даже очень порядочно. Теперь пошла мода на ноевы ковчеги. Мне очень хотелось бы усовершенствовать детей Ноя, но не знаю, как это сделать за ту же цену. Приятно было бы смастерить их так, чтобы можно было отличить, кто из них Сим, кто Хам, а кто их жены. Вот и мухи, надо сознаться, выходят совсем не того размера, какой нужен по сравнению со слонами. Ну, ладно! Нет ли у вас для меня посылки, Джон?

Возчик пошарил рукой в кармане пальто, которое снял, придя домой, и вынул крошечный горшок с цветком, тщательно обернутый мхом и бумагой.

— Вот! — сказал он, очень осторожно расправляя цветок. — Ни один листочек не попорчен. Весь в бутонах!

Тусклые глаза Калеба заблестели. Он взял цветок и поблагодарил возчика.