Сокровища России - Сергей Голованов

Эдик мог бы ответить твердым «нет», если б араб и начал разговор этим предложением. Но Сулейман Мехди уже выложил свой настоящий денежный интерес — пусть в виде вопросов — и Эдик, соображавший быстро и точно, замешкался, подумал — и сказал твердое «да», решив судьбу прославленной всемирно известной картины.

В начале беседы араб завел речь о Центре реставрации. Мол, много о нем слышал, и все такое…говорят, ваши копии потому и неотличимы от настоящих шедевров…то есть, не только по точности копирования, но и из-за особых, вами разработанных технологий ускоренного старения. Когда Эдик с законной гордостью подтвердил, что это так, араб достал из портфеля побитый медный цилиндр, поросший зеленью окислов.

— Мне интересно, — доверительно сказал он, — ваш Центр сможет состарить…один пергаментный свиток? Причем, желательно, не вынимая его из тубуса?

— Возможно. Для этого нужны кое-какие эксперименты. И подробности, — сказал Эдик. — С подобной штуковиной мои парни дела еще не имели.

Араб рассказал, что в таких медных цилиндрах с крышкой в тубусах археологи находят скрученные пергаментные свитки, обычно с текстами Талмуда, Ветхого и Нового Заветов, а также письма, послания и различные хозяйственные документы. Их, этих тубусов, в районе Мертвого моря уже найдено довольно много, но находки продолжаются. Араб хотел бы состарить на чистом свитке, изготовленном по древней технологии, один текст на древнееврейском языке, а именно текст договора о купле-продаже земельного участка. Дело в том, что существует спорный участок, довольно большой и богатый нефтью. Привязка к местности точная — гора там рядом, и современное название ее сохранилось еще со времен Христа, упоминается в Библии. В этом тексте, за сочинение которого араб заплатил ученым довольно приличную сумму, участок покупает очень древний тип из рода Мехди, то есть предок араба. И все. Достаточно для современного суда, который будет рассматривать дело о спорном участке. Пока что приходится выкачивать нефть на паях, вшестером. Этот текст уберет пятерых, вот в чем смысл.

Араб приготовился, он понимал, что вопрос наверняка для Эдика окажется новым, и потому приготовил для его спецов целый список литературы по этому вопросу. Эдик, пробежав глазами список литературы, уже раздумывал, как извлечь из этого вроде счастливого случая свою выгоду, и потому сказал, что потребуется время…для изучения вопроса…но араб тут же заверил, что время оплачивается. Беретесь? Хотя бы изучить вопрос и дать ответ? Возможно ли? За сколько денег наизучаете, столько и получите, слово шейха.

Эдик кивнул, все раздумывая о своем, об отделе «К», перед которым вроде как судьба распахивает ворота…и тут араб, радостный и окрыленный удачей говорит о «Боярыне Морозовой», копию которой он так мечтает иметь у себя…так мечтает, что готов выложить аж пятьдесят миллионов долларов…только за копию! Потому что он верит Эдуарду Максимовичу. За простую копию. Конечно, очень качественную и состаренную так, что не отличить от оригинала…который, разумеется, останется висеть на стене Третьяковской галереи. Эдик уже не мог сказать «нет», как начальник отдела «К», и потому сказал «да», но только за восемьдесят миллионов долларов, плюс десять тысяч для кассы музея. Сошлись на шестидесяти четырех миллионах, в процессе торговли за которые Эдик сумел обдумать свой замысел. И сказал Сулейману Мехди, что насчет «боярыни» проблем нет, а вот насчет пергамента…Эдик вздохнул и изобразил такую скорбную рожу, что араб тоже погрустнел и машинально потрогал бумажник в кармане. Конечно, его ребята попытаются решить проблему старения пергамента, но…он знает своих ребят. Они только поглядят на шефа, только поглядят — и примутся волынить, тянуть время и гнать туфту… Для отчета. Но Эдик не сможет гарантировать настоящего качества, которое обманет любого эксперта. Что делать, так устроен мир. Так устроены люди. Но если мистер Мехди возьмет решить одну небольшую проблемку Эдика, тесно связанную именно с пергаментом и его старением, то Эдик безусловно гарантирует абсолютное качество. Западные эксперты будут грызть землю, будут рыдать, будут вешаться с тоски — но никогда не докажут подделку. Потому что вначале будут рыдать его, Эдика, ребята, грызть землю и лезть в петлю, чтобы сделать натуральные две тысячи лет за пару суток. Эдик не уйдет из мастерских и лабораторий, он кошмаром будет стоять за спиной каждого типа в белом халате, он будет орать и подгонять, выкручивать и завинчивать, трясти за грудки и даже бить морды нерадивым, чтобы исправить историческую ошибку о происхождении России, когда тупые археологи нашли в земле не те свидетельства, а те, которые нужны, так и не нашли. Эдик счастлив, что мистер Мехди тоже приветствует теорию Ростовцева, поэтому вряд ли откажется засунуть в тубусы наряду со своим договором пару-тройку текстов, скажем, о встрече Христа с ариями, о его путешествии в Гималаи, или там еще куда, в Индию. Разве не мог Христос вспомнить с теплотой своих друзей Россов из племени Ариев, которых он благословил? Мог, и обязательно вспоминал, рассказывая о них апостолу Петру или апостолу Луке. Христос не виноват, что у апостолов просто чернила кончились записать его теплые слова о Россах. И Эдик не виноват. И уж тем более россияне не виноваты в огрехах чернильной промышленности того времени. Разве не долг каждого честного человека восстановить истину и справедливость?

Араб совсем по-русски почесал озадаченно затылок, но не сумел вычесать оттуда никаких возражений, кроме бормотания, смысл которого, если перевести на русский сводился к «мухи отдельно, котлеты отдельно». На этом и договорились — котлеты Эдика пойдут в своих тубусах, а арабские мухи корысти — в своих. Однако во второй свой визит к Эдуарду Поспелову новый сотрудник отдела «К» так и сиял энтузиазмом. За неделю он успел слетать на родину, где прозондировал, так сказать, почву — и неожиданно получил столь мощную поддержку, что вернулся уже с готовым текстом и вообще без всяких денежных претензий.

Между тем в лабораториях, работающих в режиме «почтового ящика», благодаря стараниям Онищенко, вовсю кипела работа. Химики химичили и анализировали, мучили образцы под микроскопом, и снова химичили. Они обнадежили заказчика, что проблема должна решаться довольно легко по сравнению с прежними, по старению живописи. Пергаменты изготовлены из телячьей кожи, чернила — из жженого арахиса, словом, сплошная органика, без минеральщины, требующей для ускоренного старения особого режима. Методы воздействия будут работать в одинаковой степени на оба компонента — на текст и на материал. Уже первые эксперименты с сухим горячим воздухом с повышенным содержанием кислорода показали, что взято верное направление. Но уточнение режима старения потребует времени. Для экспериментов с концентрациями кислорода, температуры и минеральных добавок, которые в мизерных количествах все же присутствуют в образцах древних пергаментов. Эдик уже подержал в руках пробные образчики, искусственно состаренные — кожа ссохлась, трескается и шелушится, а нанесенный текст частично осыпался, частично выцвел. На глаз неотличимо от реальн6ых образцов, осталось чуть-чуть, чтобы и для приборов неотличимо — и это «чуть-чуть» потребует времени и усилий.

Но уверенность в успехе появилась — и Эдик послал арабу факс договора на консультации — это и означало его окончательное согласие. Араб поторопился прислать его подписанным, и Эдик только потом понял — почему ответ пришел так быстро и без всяких претензий по сумме оплаты. Сумму Эдик решил взять от фонаря, что висел напротив входа в музей. Фонарь в пятьсот ватт, а три нуля Эдик всегда приписывал. Правда, рука разбежалась и впаяла четвертый ноль, который Эд поленился вычеркивать. У олигархов такое бывает. Кто ж знал, что исследования обойдутся так дешево, и ста тысяч не накапало. Араб не обеднеет от премии ученым мужам. И только прочитав переводы текстов, которые предстояло состарить, Эдик пожалел, что не выкатил еще одного нуля. Хотя бы из скромности. По делу следовало бы выкатить два. Дело того стоило.