Дьявольский остров - Максим Шахов

– Хорошо. Будет по-твоему.

– Слово моряка.

– Да, слово моряка, – сказал Валттери.

– Я верю тебе, – спокойно сказал Бронислав и отхлебнул чаю.

Отхлебнул и Альберт Валерьянович. А Валттери отставил кружку.

– Пойду подышу свежим воздухом, – сказал он Шпильковскому и направился к выходу.

Скрипнули двери, финн вышел. Бронислав и Альберт Валерьянович молча пили чай. Так продолжалось около минуты.

– Ладно, пойду попробую рыбы наловить, – краснофлотец отставил свою кружку с недопитым чаем, встал, покопался в углу, где лежала леска, поплавок, сломанная удочка, которая вполне еще могла сгодиться, а также взял металлическую кочергу, которой перемешивали уголь в печке.

– Попробую этой железякой лунку пробить.

Бронислав вышел из дома.

Альберт Валерьянович откинулся на ящике, спиной прислонившись к стене дома, положил руки за голову и закрыл глаза.

Он увидел луг, полный цветов, по нему в белом халате, словно в белом платье, бежала красавица – медсестра Маруся… Шпильковский так хотел вернуться домой.

Он встрепенулся – в последнее время к нему часто стало приходить это видение. И вдруг он вскочил. Что-то беспокоило его, необъяснимое чувство тревоги внезапно овладело им. Он выбежал на крыльцо и чуть не споткнулся о снасти – их отбросил Бронислав. Оглядевшись, Шпильковский увидел, как Валттери идет к краю скалы, держа руку за пазухой. А за ним, словно рысь за своей добычей, бежит краснофлотец. В руке он держит кочергу.

– Бронислав! – крикнул Альберт Валерьянович. – Он поклялся!

Но краснофлотец уже опускал железную клюку на голову финна. От крика тот обернулся, и это его спасло. Удар пришелся по левой ключице, а бушлат сохранил ее от перелома. Валттери почувствовал резкую боль – он упал на колени перед нападавшим.

– Не верю! – ревел Бронислав. – Я этим псам не верю!

Он снова занес кочергу над финном. В это мгновение Валттери выхватил из-за пазухи ракетницу и выстрелил.

Звездочка вырвалась из широкого ствола и снизу вверх ударила в лицо Брониславу, срикошетила и ушла параллельно земле в сторону. Красному капитану опалило брови, волосы, кожу, в воздухе почувствовался характерный запах.

– А-а! – закричал Бронислав, выпустив оружие нападения.

Выстрелом обожгло и самого финна, он кубарем покатился под ноги краснофлотцу. Тот споткнулся, полностью потерял ориентацию, повалился вперед и оказался на краю обрыва. Вес тела потянул его вниз. Снег под Брониславом поплыл, вызвав неширокую лавину. Вместе с ней он, ослепленный, полетел вниз, ударился об острый скальный выступ, покатился дальше и утонул в глубоком снегу, который намело за несколько предыдущих дней. Край темной ямы, созданной падением красного капитана, был обагрен кровью.

На место падения сошел поток снега.

Альберт Валерьянович схватил плоскую доску, стоявшую возле порога рыбацкого дома, и побежал на выручку Брониславу. Военфельдшер быстро откопал его, пощупал пульс.

– Шансов нет, – услышал Шпильковский позади себя. – Этот ваш приятель забыл поговорку древних: «Мементо мори», – сказал Валттери. – Всем следует помнить о своей смерти и не желать ее другим.

– Чувство смерти в последнее время у него было навязчивой идеей, – Альберт Валерьянович отпустил руку мертвого Бронислава.

Он осмотрелся – похоронить капитана было почти невыполнимой задачей. Мерзлая земля, которую не «разгрызть» деревянной доской. Разве что собрать камней и обложить ими тело.

– Ты мне поможешь? – спросил он у финна, особо не надеясь, что тот согласится.

– Хоронить человека, который хотел меня убить? Это ли не парадоксально? – подумал вслух Валттери.

– То, что мы живем на этой Земле, уже парадоксально.

Но как ни парадоксально, корабельный доктор все-таки помог похоронить краснофлотца. Вырос холм из камней…

Солнце уже село за море, и закат окрасил каждый отшлифованный водой булыжник в алый цвет, как будто кто-то специально в этом месте приготовил груду из оружия пролетариата…

– Крест не нужен, достаточно валуна у изголовья, – сказал военфельдшер. – Он же не верил в Бога.

– А ты, Михаил, веришь? – Валттери поднял испытующий взгляд на Шпильковского.

– Между прочим, я иногда с ним разговариваю.

– Я видел, как ты взял руку этого коммуниста. Мне показалось, очень профессионально. И ваша безукоризненная латынь.

– Я же вам уже говорил, – оборвал Альберт Валерьянович.

– Ладно, пора в дом, скоро опять буря начнется…

Непогода со шквалистым ветром, с мокрым, тяжелым снегом «зарядила» надолго. Два доктора оказались в заточении. И чтобы хоть как-то скоротать время, Альберт Валерьянович попросил Валттери поучить его финскому языку.

– А что, когда вы служили на маяке, разве не слышали финскую речь?

– Нет. Я общался в основном с эмигрантами. Вернее, с оставшимися русскими. Ведь остров когда-то принадлежал Российской империи.

– Ну да, финский язык, как главный государственный, для тебя так и остался чужим.

– Ну, почему же…

Альберт Валерьянович понимал: Валттери подозревает, что его обманывают, но русский военврач не сдавался и на чистосердечное признание не шел. Хотя после того, как Шпильковский фактически спас финна от смерти, тот проникся к нему чувством признательности. С другой стороны, от клятвы – «не выдавать, кто есть кто» – Валттери не отрекался. Просто любопытство…

«Ничего, попридержит свое желание до всего докопаться», – думал Альберт Валерьянович.

Через три дня закончились сухари. Не осталось ни чаю, ни аскорбиновой кислоты с глюкозой, ни даже капли «калорийного» спирта. Приходилось согревать пустой желудок кипяточком.

– Если так пойдет и дальше, то придется выбирать, чью руку будем есть, – сказал финн.

Шпильковский понял, что Валттери пошутил.

– Зачем же руку, – в тон финну сказал Альберт Валерьянович. – Можно отрезать друг у друга уши, прижжем раны. Уши сварим, получится бульон. Все-таки без ушных раковин человек может слышать и жить вполне сносно. Да и под прической или шапкой можно отсутствие оных спрятать. А без руки человек инвалид на всю оставшуюся жизнь.

– А без ушей получится урод…

– Лучше выбирать меньшее из двух зол, как говорится.

– Определенно, у вас, Михаил, медицинский склад ума.

– Я просто всегда был склонен к анализу.

За интенсивными занятиями финским языком для Альберта Валерьяновича и русским для Валттери (корабельный врач тоже захотел приобщиться к языку) почти незаметно прошла еще пара дней.