Анафема - Сергей Чекмаев

И эта перекачанная корова тискает ее дочь? Катерина едва удержалась, чтобы не сплюнуть.

«Не может быть! Никогда не поверю. Да Ксюта должна была в первый же день сбежать от такого!»

Катерина не знала, что ей делать. Пойти, со всеми собранными документами в милицию? Да ей рассмеются в лицо! А если не рассмеются, то, как верно сказал Валентин Павлович, спросят: в чем вы обвиняете сестер Распе? Лесбийские развлечения закон не запрещает. Да и произошло все абсолютно добровольно, по любви. Источник, от которого детективы получили сведения, к даче показаний не привлечешь, а в крови Оксаны наверняка давно уже нет никакой химии. Взлом квартиры еще надо доказать, что за двухнедельной давностью сделать очень сложно. Все следы Катерина давно затоптала, замок сменила, а вещи наверняка сто раз проданы. Пойди найди их.

К сожалению, решать самой Катерине не пришлось. Все решили за нее.

Через несколько дней, возвращаясь домой с работы, она увидела торчащую из почтового ящика газету. Толстую, листов в пятьдесят.

«Наверное, наша районная», — подумала Катерина. Но нет, это оказалась «желтая» бульварная газетенка «Правда обо всем». Раньше, мотаясь по турам или отправляясь на дачу к подругам, Катерина изредка покупала ее — почитать в дороге. Отвлечься.

Странно, вроде бы она никогда на нее не подписывалась. Войдя в лифт, Катерина развернула газету и едва не закричала в полный голос.

Поперек целого листа шел крупный заголовок: «Извращенная любовь. Мать чуть не довела дочь до самоубийства». «В родном доме Оксана С. чувствовала себя как в осажденной крепости. Ей не разрешалось ни гулять с подругами, ни встречаться с мальчиками, ни даже перезваниваться. Мать контролировала каждый ее шаг, за любую провинность наказывая ремнем или суточной голодовкой. Бывают такие родители (чаще всего матери), которые, расставшись из-за собственного невыносимого характера с супругом, переносят все свое желание командовать и помыкать, всю меру своей „любви“ на ребенка. Мать Оксаны, Катерина, была из их числа. Но несмотря на домашнюю тиранию, на требования одеваться неприметно, прятать свою нарождающуюся женственность, девочка росла красавицей. И, если читатель позволит мне скаламбурить, — умницей. Окончив школу с золотой медалью…»

Некий журналист, скрывшийся под псевдонимом И. Зыскательский, описывал тяжелую жизнь Оксаны С, в которой Катерина без труда признала собственную дочь.

«…даже мужа ей подобрала мать. Некрасивого пожилого француза, у которого, тем не менее, водились какие-то деньги. По мнению суровой родительницы, он был выгодной партией — старик все равно скоро умрет и оставит состояние Оксане, а значит — и ей самой…»

Катерина читала, не веря своим глазам. Да, конечно, про «выгодную партию» — это ее слова, что-то такое она говорила, но не так же цинично! И почему Жан-Поль назван стариком? Что за бред!

Дальше расписывались ужасы навязанного брака с ненавистным французом, частые наезды к матери в опостылевшую московскую «конуру» — в общем, бедная Оксана С. в полной мере испила чашу бед и унижений.

«Наконец, терпение бедной девушки лопнуло. Она решила покинуть родной дом. Зная, что вечером или утром мать ни за что ее не отпустит, Оксана дождалась, пока Катерина уйдет на работу, собрала немногие дорогие ее сердцу вещи, подарки отца, кое-какую одежду и ушла навсегда. Без копейки денег, даже не имея представления, куда идти и что делать, Оксана наконец-то вырвалась из своего узилища. Слава Богу, ей посчастливилось встретиться с Александрой Распе, хорошо известной нашим читателям председательницей „Общества помощи женщинам, пострадавшим от домашнего насилия“. Девушку встретили лаской, едва ли не впервые в ее жизни, пригрели, накормили. В „Обществе“ она впервые поняла, что такое настоящая семья и истинная любовь.

За Оксану можно было только порадоваться, если бы не одно «но». Как догадывается читатель, жестокая Катерина, увидев, что птичка упорхнула из клетки, не стала сидеть сложа руки. Вы не поверите, но она — придется и дальше называть ее матерью, хотя это и будет оскорблением для миллионов настоящих, любящих родительниц, — обратилась в милицию. Катерина обвинила дочь в краже: якобы безделушки, подаренные отцом, стоили очень дорого, а вещи принадлежали не Оксане, а ей. Надо отдать должное нашим милиционерам: они быстро разобрались, с кем имеют дело. Стражи закона отказали Катерине, но что вы думаете — она успокоилась? Что вы! Нет! Потерпев неудачу с официальными органами, мать решила вернуть дочь другим способом — наняла частных детективов».

И. Зыскательский не жалел эпитетов, рассказывая о преследовании Оксаны. «Беспринципные ищейки», «не стесняющаяся в средствах» и так далее.

«…Доведенная до последней черты дочь чуть не покончила жизнь самоубийством, не желая даже видеться с матерью. Хорошо, добрые самаритянки из „Общества помощи“ удержали, пообещав, что никогда не позволят Катерине забрать Оксану…»

В конце журналист гневно вопрошал: «Разве достойны подобные родители святого и такого дорогого всем нам имени „мама“? Остается только надеяться, что „Общество“ сумеет защитить несчастную девушку».

Катерина не помнила, как добралась до дому. Сердце болело так, что невозможно терпеть, перед глазами все плыло. Она успела только накапать пятьдесят капель валокордина, залпом выпить… и провалилась в небытие.

Очнулась только ночью. Ненавистная газета комом валялась на столе, в доме витал резкий аромат лекарства — пузырек выпал из ослабевшей руки и разбился.

Катерина включила свет и, устроившись на кухне, снова перечитала статью.

Она просто не могла поверить своим глазам. Кто способен на такое? Сама Оксана? Или эти… Распе, из «Сестринства»?

Заснула она только под утро, проглотив, наверное, три или четыре таблетки снотворного. А днем она позвонила Валентину Павловичу. Оказалось, что он в курсе.

— Да, я видел. Мы ожидали чего-то подобного, газеты для сестер — привычное оружие.

Гнев и обида душили Катерину, она честно призналась детективу, что собирается пойти в милицию. Валентин Павлович снова попытался отговорить ее, а в конце добавил:

— Говорите, газету вам подбросили? По-моему, это намек. Они просто предупреждают, что в случае каких-либо активных действий на вас обрушится целый вал подобных публикаций. Поверьте, это невыносимо.

Конечно, она ему не поверила. И конечно, Валентин Павлович оказался прав.

В первый же день, после разговора со следователем, началось нечто невообразимое. Катерине звонили весь вечер, спрашивали:

— Скажите, за что вы так ненавидите свою дочь? Изредка голоса представлялись журналистами, предлагали дать интервью.

На третье или четвертое подобное предложение Катерина согласилась. На свою голову.

Договорились встретиться в кафе «Эстерхази». Точно в положенное время на соседний стульчик присела миловидная девушка лет двадцати, представилась: