Путь к Босфору, или «Флейта» для «Императрицы» - Юрий Яковлевич Иваниченко

следующее мгновение господин исправник неожиданно тонко взвизгнул:

– Ваше, мать! Превосходительство?!

Выскочивший из колодца массивный дощатый люк шарахнул его по ногам. Под колени, в самое что ни есть болезненное место, куда даже самих полицейских учат бить носком сапога, чтоб обезножить особо резвого супостата.

Что и случилось. Но с самим стражем правопорядка. И никакие наборы на яловых голенищах не смягчили удара.

– Ой, ё… – болезненно взревел исправник, хватаясь за дверные косяки. – С твоим же, мать, гением. Германским.

Андрей Миронович неопределённо хмыкнул, оценив, видимо, скрытую цитату из «солнца русской поэзии».

Околоточный подхватил сражённого начальника в подмышках, оттащил.

Под люком темнел колодец саженой глубины, для маскировки, и впрямь, на пару футов забросанный бумажным хламом – старыми плакатами и афишами, будто их спалить не проще было бы.

Но также и с боковым ответвлением, которым теперь полицейские, от околоточного унтера до тайного советника рангом, за вычетом стреноженного исправника, пробрались далеко вглубь.

– Место преступления, – констатировал Андрей Миронович, с досадой оглаживая тыльной стороной ладони до сиза выбритый подбородок: – Это ж сколько раз они уже так?

На красноватых глинистых стенах, тщательно отбитых лопатой, не было ничего, кроме крючьев для керосиновых ламп, ниш – одной над другой, да резинового полотнища, пришпиленного к стене проволочными скрепами.

Справа и слева на прорезиненное полотнище выползали чёрные каучуковые змеи кабелей, струженные на концах, точно карандаши, до ленточной стальной оплётки. Далее виднелась коричневатая от пропитки бумага, свисали разлохмаченные нити ещё одной изоляции – и так до собственно медных жил, до проводов. К которым, судя по густой штриховке царапин на них, цеплялись так называемые «крокодильчики» – клеммы какого-то… да что там: подслушивающего устройства.

Всё это, собственно, не просто наводило на мысль об обвинении, ни много, ни мало – в шпионаже, а прямо-таки вопияло о нём.

– Так это, выходит, подключение к нашему телеграфному кабелю? – только и спросил поручик.

– Проще сказать, подключение ещё одного и, заметьте, непрошеного, телеграфного аппарата на приёме, – похлопал тайный советник ладонью по верхней нише с дубовой полкой.

На ней с немецкой обстоятельностью были вырезаны пазы и ячейки, – для чернильницы, крепежей аппарата, бобин с лентой и…

– Криптографической машинки, – по памяти примерил Андрей Миронович вырез размером с портативный «ундервуд».

– А там, – смело предположил Серафим, ткнув носком сапога фанерный ящик под ногами, в нижней нише. Ящик отозвался шорохом древесной стружки. – А там батареи!

– Вернее, даже аккумуляторы, которые они заряжали вполне открыто, – согласно кивнул тайный советник. – Мол, для работы кинопроектора.

Околоточный с придыханием перечислил нескольких святых, по всей видимости, причастных к вопиющему недосмотру.

– Едем в губернию, – подвёл Андрей Миронович неожиданный итог. – Дело серьёзнее, чем я даже думал. Боюсь, мало нам, сыскным псам, будет радости принести этакую дичь в Императорский дворец. Тут надо делиться. И боюсь, что не только благодарственным сахарком, но и пинками под хвост…

Морская хроника

В связи с появлением «Гебена» и «Бреслау» в виду у Севастополя, Черноморский флот в составе пяти линейных кораблей, крейсеров «Память Меркурия» и «Кагул», четырех морских тральщиков и одного вспомогательного крейсера вышел в море. 8 миноносцев были высланы ранее, чтобы следить за противником. «Бреслау» попытался отогнать их; завязалась энергичная перестрелка.

Увидев подошедший крейсер «Память Меркурия», «Гебен» повернул на него и с дистанции 130 каб. начал стрельбу из своих одиннадцатидюймовых орудий, давая большие недолеты. В это время «Гебен» опознал приближающиеся русские линейные корабли, повернул от них и, держась вне дальности их артиллерийского огня, начал уходить на юг; «Бреслау» удалось сблизиться с русскими кораблями кабельтовых на 100, но когда «Пантелеймон» сделал по нему несколько выстрелов, он полным ходом пошел к югу. Черноморский флот, отпустив тральщики в Севастополь, преследовал противника до темноты.

Миноносцами был предпринят ночной поиск «Гебена» с целью его атаки, но крейсер ушел в Босфор.

Кабинетные разговоры.

Петроград. Дворцовая площадь. МИД. Кабинет А. И. Иванова

Иван Артурович Венцель был непривычно эмоционален, пересказывая то, что услышали его добровольные и платные информаторы от первой большой группы раненых десантников, привезённых в госпитали Марселя, Гибралтара и Лондона.

– Представляете, бот подходит к берегу, откидывается пандус – и на него падает первый ряд мёртвых тел. А остальные так и стоят, плечом к плечу, как загружались с корабля – только все уже убитые. Турки на холмах сразу за пляжами окопались и перебили десант на подходе к берегу… Первую волну. Почти всю.

– А что ж корабельная артиллерия? – поразился каперанг Садовский. – Не видели, что ли?

– Опасались попасть по своим, – передёрнул плечом штабс-капитан. – Потом, когда поняли, что никаких «своих» уже не накроют, проутюжили ближние холмы, так что вторая волна и высадилась, и закрепилась. А как пушки умолкли, так турки и пошли в штыки. У них там какой-то полковник Кемаль заядлый оказался, сам в атаку пошёл и полк янычар повёл. Во второй волне десанта был АНЗАК, австралийско-новозеландский корпус, здоровенные парни, все под шесть футов; так на каждого по трое-четверо турок бросались, не то штыками – зубами грызли, и скольких загрызли – страшно сказать. А как орудия линкоров ударили – так опять попрятались.

– Не зря их так немцы муштровали, – отозвался ротмистр Буровский. – Да и кроме муштры, уверен, Лиман фон Сандерс много всяких штучек припас. Не зря он у Энвера ультиматумом вытребовал право единоличного командования обороной.

– И первое, что сделал – ввёл режим чрезвычайной секретности, – негромко добавил статский советник.

Роман Георгиевич подхватил:

– Вот-вот. Всех наших информаторов, да и всех подозрительных, выселил, так что ни мы, ни союзники толком не знаем, что там за месяц наворочано.

– Галлиполи – он же только на карте так, хоть и длинная, но узкая полоса с десятком старых фортов и считанными рыбацкими посёлками, – признал Садовский. – А поди ты, пройди по всем этим холмам и теснинам, да под огнём тысяч винтовок…

– Десятков тысяч, – поправил его Алексей Иванович.

– И не сомневайтесь, – продолжил за него Буровский. – что там теперь и пулемётов, и пушек немало. На самом Гелибоглу с информаторами сложно, а вот из Стамбула что ни день, то доносили об отправке туда артиллерии, припасов, пулемётов. Даже с кораблей орудия снимали.

– Кстати, о кораблях, – сменил направление разговора Алексей Иванович. – Что там из Николаева слышно?

Вопрос был адресован Глебу Михайловичу Садовскому. Капитан 1-го ранга даже попытался встать, но сразу же опомнился и принялся докладывать.

Картина получалась, по его словам, вполне утешительная. «Императрица Мария» уже заканчивала оснащение и готовилась к ходовым испытаниям, причём аппаратная часть прибора управления артогнём уже готова. «Екатерина Великая» ещё не сошла со стапелей, но вся силовая установка уже смонтирована. Готовы войти в строй два эсминца нового проекта,