Посланник - Иван Владимирович Булавин

телом возвращался медленно, но простые движения я производить мог. Например, вынуть кастет из кармана. В этот момент он, пересилив боль, поднял голову и снова попытался взять меня под контроль, но было поздно. Кулак мой, усиленный кастетом, уже летел к его виску.

Бац! Твёрдая керамика врезалась в висок. Огонь и металл, говоришь? А вот так? Ещё три удара в голову заставили его рухнуть лицом вниз в глубоком нокауте, а я, навалившись ему на спину, обмотал шею удавкой и, уперев колено ему между лопаток, потянул за ручки. Те самые люди, которых я не уставал материть, умудрились снабдить меня оружием против волшебников. Металл, мать его, огонь и металл! Не нужно никаких магических знаков, не нужно медленно летящих стрел, даже яд не нужен. Простая деревянная пуля, не такая грозная, как свинцовая, но этого хватит, чтобы пробить его тело. И никто не додумался.

Удавка врезалась в шею всё глубже, он хрипел и пытался вырваться. Не выходило, сила у него оставалась, а вот с координацией движений было не очень. Один из моих ударов проломил черепную кость, на лысине хорошо видна кровавая вмятина, там, скорее всего, мозг повреждён. Нужно было нож вырвать, зарезать всё же быстрее, чем задушить.

Наконец, судорожные рывки, от которых меня подбрасывало, как на родео, стали затихать, лицо его приобрело бледный оттенок, а глаза остекленели. Я выждал ещё минуту, после чего отпустил ручки. От слабости хотелось грохнуться в обморок, но оставлять дело так я не стал. Он мёртв, но в этом мире бывают чудеса, а я не врач и не профессиональный убийца, уж лучше… Я перевернул тело, с упором ногой вырвал из него кинжал, после чего снова погрузил керамический клинок в сердце. Теперь точно всё. Не оживёт.

Теперь следовало задать вопрос: а я-то как? На адреналине смог задушить супостата, но теперь переживал откат. Колени тряслись, руки едва могли сматывать удавку, а голова кружилась так, словно это по ней били кастетом. А ещё остальные, их он, скорее всего, накрыл точно так же, если не сильнее, они ему были не нужны.

Минут через пять, когда меня слегка отпустило, я смог осмотреться. Неподалёку без признаков жизни валялся упавший с дерева Башкин. Ну, да, он ближе всех был, на дерево влез уже после взрыва, иначе его бы там осколками порвало.

С трудом поднявшись на ноги, я отправился к нему. Ноги передвигались с таким трудом, словно на каждой висела пудовая гиря. Учёный лежал лицом вниз, а чуть дальше валялся сломанный арбалет. Успел выстрелить? Хотя, какая разница. Вот если бы наконечник был костяной… впрочем, яд бы тоже не подействовал, а все повреждения свелись бы к небольшой царапине. Арбалет не отличался большой силой натяжения, детская игрушка, немногим опаснее рогатки.

Присев рядом, я попытался нащупать пульс на шее. Есть, значит, просто в нокауте. Несмотря на тщедушную комплекцию Башкина, на то, чтобы его перевернуть, у меня ушло минуты две, потом, путём похлопывания по щекам и поливания водой из фляги, мне удалось добиться какой-то реакции. Он приоткрыл один глаз и застонал.

— Пить? — донеслось едва слышно.

— Пей, — я вставил горлышко фляги ему между зубами и влил немного воды, столько, чтобы смочить рот, но не дать захлебнуться. Он судорожно глотнул, после чего открыл глаза.

— Что? Что было? — в глаза его было страшно смотреть, сосуды полопались, отчего белки приобрели кровавый цвет. — Он мёртв?

— Можешь посмотреть, — предложил я, но смотреть он не спешил, наоборот, закрыл глаза, чтобы не травмировать их ещё больше. — Не сработала твоя антимагия.

— Не сработала… дай ещё воды.

Я дал ему флягу в руку, рука, хоть и тряслась, но могла удержать полупустой сосуд, а я начал объяснять:

— Взрыв ему не навредил, пули тоже отскакивали, а он всех накрыл «глушилкой», ну или как это называется. Но меня не до конца добил, взял под контроль и сказал, что мне придётся убить вас всех. Попутно похвастался, что огонь и металл ему не вредят, а яды не действуют. Так что, ты со своим арбалетом слегка пролетел.

— А потом? — спросил он, оторвавшись от фляги, в которой не осталось воды.

— А потом он слегка контроль ослабил, сказал, что мне придётся самостоятельно вас убивать, своей волей. Ну, я ему нож и всадил.

— Он же сказал, что металл…

В ответ я продемонстрировал ему свой кинжал, который плохо оттер от крови.

— Керамика.

— И что, он вот так сразу и помер? — учёный попытался сесть, и ему это почти удалось.

— Пришлось ещё кастетом бить по лысине, он у меня тоже керамический, так уж вышло, а потом удавкой.

— Ну, ты варвар, — сказал он, но посмотрел на меня с уважением.

— Ещё какой, — я не стал спорить. — Вставай уже, пойдём остальных спасать.

Остальных мы нашли на позициях. Винокур свернулся калачиком на дне окопа. Ему, видимо, в силу большего расстояния, досталось меньше. По крайней мере, когда мы подошли, он самостоятельно открыл глаза и сдавленным голосом выдал длиннющую матерную тираду, смысл которой сводился к тому, что Железяка — старый мудак, гораздый загребать жар чужими руками, который нас кинул под молотки, ничего не объяснив. Тут он, надо сказать, был несправедлив, поскольку Решетов как раз всё объяснил, умолчав, разве что, о масштабе проблемы, а на риск мы пошли осознанно, ради своих корыстных интересов.

Немой пострадал чуть сильнее, поскольку дальнобойность его оружия предполагала меньшую дистанцию боя. Он тоже с трудом пришёл в себя, а глаза были такие же красные, как у Башкина. Правда он, в отличие от Винокура, своё состояние никак не комментировал.

Коростин тоже оклемался сам, выслушал мой короткий доклад и, удовлетворённо кивнув, стал отряхиваться от грязи, куда упал после пси-удара. Меньше всех пострадала Марина, но она и находилась далеко, с головой всё было в порядке, а последствия удара свелись к кратковременной потере сознания и ссадине на щеке, которую она получила при падении с дерева. Девушка, как ни странно, придя в себя, первым делом поинтересовалась сохранностью оптики на винтовке, мол, дядя Ефим мне её под честное слово дал, а я… Такое отношение к оружию было, безусловно, похвальным.

В итоге, мы впятером собрались у трупа Пасечника, Башкин тут же занялся осмотром, а мы совещались, как быть дальше.

— После такого с Железяки причитается, — заявил Коростин.

— Ещё как, — хрипло отозвался Винокур. — За такое полцарства отдать надо.

— Нам вообще, что от него требуется? — уточнил я. — Ну, кроме артефактов.

— Денег точно возьмём, — сказал Винокур. — Не двадцать, но по