Обелиск на меридиане - Владимир Миронович Понизовский
Шрифт:
Интервал:
— Вот такого, как этот дед, я за всю войну там ни одного не встретил, — закончил Василий Константинович.
Некоторое время они помолчали.
— Сравниваю, все время сравниваю, ловлю себя на этом, — снова заговорил Блюхер. — Хотя теперь понимаю: искать надо не только схожее с нашим, но и отличное. Не повторять пройденное, а накапливать новый опыт. И еще думаю: учиться надо не только на победах. Может быть, для будущего более ценен опыт неудач?..
— Спасибо за ориентировку, Василий. Хотя мое задание сугубо ограниченное: белогвардейская эмиграция. Все, что ты сможешь рассказать о ней, представляет для меня особый интерес.
— В шкуре беляка я никогда не был, — покосился на него Блюхер. — Встречался с ними только в боях, как в гражданскую. Первый раз — под Нанкином. Там Чжан Цзолинь бросил против Национально-революционной армии дивизию генерала Нечаева и бригаду генерала Макаренко. Захотели ошеломить! — Он жестко усмехнулся. — Контратаковали цепями, под барабаны, в полный рост. Как потом оказалось, все в дымину пьяные. Эти их «психические атаки» я по гражданской знал. Под Кунгуром моя дивизия впервые встретила гвардию Колчака, пепеляевцев — те тоже перли под барабаны на наши пулеметы…
Блюхер рассказал Антону все, что знал о белоэмигрантах в Китае. Оценил:
— Полагаю, в подавляющем большинстве — отборный офицерский и унтер-офицерский состав, натасканный для войны в тех условиях.
— Ну что ж…
Путко посмотрел на часы. Поднялся.
— Вон тебе свободный диван. Постель в шкафу. Может, останешься на пару деньков? Я договорюсь с начальником санатория.
— Нет. Должен ехать. Успею последним автобусом. А тебе, Василий, счастливо оставаться. — Он протянул руку. — Не теряю надежды, что мы еще послужим вместе.
— Буду рад. Когда востришь лыжи туда?
— Все. Подготовка закончена.
— А как Ольга? — Василий Константинович впервые увидел ее когда-то в штабе дивизии — в кожанке, в кавалерийских, тоже обшитых кожей, галифе. Наган на широком, туго перетянувшем талию, офицерском ремне; черные короткие волосы, зеленые глаза, пушок над верхней губой… Такой и запомнил. Такой и представлял, хотя потом видел не раз. — Она-то привыкла к роли подполковничьей супруги?
Путко не ответил. Помрачнел и неопределенно повел рукой. И Блюхер понял: не надо было спрашивать.
Глава одиннадцатая
В середине октября Чан Кайши оставил свой дворец в отправился в недолгое путешествие в Японию.
Ехал он как частное лицо, облачен был в полугражданский френч-суньятсеновку, сопровождала генерала небольшая и неофициальная свита — адъютант, «старый друг» в несколько телохранителей, Бодигары были тоже в гражданском, в шляпах, с выразительно засунутыми в карманы руками — «братья» из клана «Великого дракона».
Прибыв в Токио, Чан остановился в фешенебельном «Императорском отеле», но снял не самые дорогие апартаменты, предоставляемые правителям государств, а достаточно скромные, соответствующие положению занятого личными делами генерала.
Как приступить к тщательно продуманной и столь важной для него программе действий?.. Чан позвонил бывшему начальнику того училища, где он некогда числился кадетом, ныне генерал-лейтенанту в отставке Наогака, и пригласил пообедать в ресторане отеля.
Наогака приглашение принял. За обильным столом Чан Кайши полушутя спросил, не считается ли он до сих пор беглым солдатом и не истек ли у военной полиции ордер на его арест.
— Я уточнил, — не принял шутки японский генерал. — То, что вы отослали в полк мундир и парадное оружие, было воспринято командованием как символ, что вы не дезертируете, а возвращаетесь в свое отечество для борьбы.
— Значит, все эти семнадцать лет я напрасно опасался кары? — рассмеялся Чан.
— Однако командование артиллерийской бригады на Хоккайдо не утратило права отправить вас на гауптвахту, — уточнил Наогака.
— Благодарю за предупреждение, нога моя никогда не ступит на тот остров, — снова улыбнулся Чан.
С Хоккайдо, с Японией была связана та история, которая определила его судьбу.
Чан Кайши родился в маленькой деревне Чикоу, высоко в Пурпурных горах провинции Чжэцзян. По склонам стекали в долину бурные реки, пенились водопады. Деревню окружали поля риса и заросли высокого бамбука. Жители Чжэцзяна отличались мрачным нравом, враждебностью к пришлым из других провинций. Они выделялись и внешностью, даже оттенком кожи — считалось, что они не чистые китайцы; их предкам были свойственны смешанные браки с индусскими, малайскими, арабскими и персидскими пришельцами с моря, осевшими на побережье, — торговцами, рыбаками, мореходами и пиратами. Возможно, их молчаливость и угрюмость были предопределены суровостью скалистых гор, холодными зимами и тропической летней жарой, без передышки воющими в долине ветрами. Даже легенды и детские сказки были в их краю жестокими.
Почти вся деревня была населена Чанами. Это не значило, что они родственники: в Цинской империи число фамилий было строго ограничено и жители деревень носили общую для всех фамилию. Их деревня не была избавлена от участи других селений и в ином — крестьяне жили в ужасающей нищете, отдавая две трети урожая со своих наделов в уплату сорока налогов помещикам, губернатору провинции, в казну богдыхана, на содержание местной полиции, на пропитание бандитов. Бандиты тоже считали себя властью. Взимая налоги, оставляли бумажки с печатями. В их деревне, как и повсюду, крестьянин и рождался, и умирал в долгах — в ветхой и закопченной, зловонной фанзе, где спали вповалку, на жестком кане под вшивым тряпьем. А когда смывало урожай в наводнения, выжигало поля в засуху или обрушивалось какое другое несчастье, крестьянин, чтобы уплатить налоги, вынужден был продавать своих детей, жену, а затем и сам превратиться в раба или, в лучшем случае, в кули. Деревенские жители были похожи друг
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!