Летящая по волнам - Елена Сантьяго

– Честно говоря, я думал, что это тот охранник, который обычно дежурит днем!

Сэм перепугался не меньше Дункана. До этого он был на десятом небе оттого, что на пути к виселице сможет позаботиться о будущем дочери.

Прошло еще два дня. У Дункана от удара дубинкой гудела голова, но боли в плече немного утихли. Несмотря на грязь и вонь, он испытывал голод, от которого сжимались внутренности. Вскоре от протухшей воды, которую давали заключенным, у них начался понос. Рядом с узниками стояла кадка, в которую они справляли нужду. Почти всегда на ней кто-нибудь сидел, поэтому остальным поневоле приходилось опорожняться прямо на пол. Вонь стояла ужасная, Дункан в жизни не сталкивался ни с чем подобным, если не считать трюма невольничьего корабля. За день до казни еду принес другой стражник.

– Это он? – тихо поинтересовался Дункан у Сэма.

Тот молча покачал лохматой головой, но капитану уже нечего было терять.

– Ты хочешь заработать денег? – спросил он у стражника.

– Много денег? – Мужчина плюнул перед собой и смерил Дункана насмешливым, вызывающим взглядом. – Откуда деньги у человека, который завтра будет болтаться на тайбернском дереве?

– Я говорю о золоте. О куче золота. Ты получишь его, если позаботишься о том, чтобы я отсюда выбрался.

В камере раздался гулкий смех. Громче всех хохотал стражник. Грубым пинком он отпихнул Дункана в сторону, а потом забрал пустые миски и развернулся, чтобы уйти.

– Тебе ничего не придется делать, просто передай от меня послание! – крикнул ему вслед Дункан.

Стражник невозмутимо захлопнул за собой дверь камеры, а заключенные, гремя цепями, набросились на еду.

Дункан сделал то, чем не занимался уже много лет, – он стал молиться.

Следующую ночь он провел, корчась от боли и мучаясь от кошмаров. Капитан не спал и не бодрствовал, и люди вокруг него тоже не находили себе покоя. Тихие всхлипывания, глухое бормотание молитв и приглушенные проклятия наполняли камеру – каждый по-своему выражал страх перед смертью. Когда забрезжило утро и стражник отпер тяжелую дверь, Дункан с трудом поднялся на ноги. Он ослаб от холода и голода и не мог стоять ровно – приходилось опираться о стену. Теперь стало понятно, почему Сэм и прочие сокамерники выглядели такими слабыми и истощенными: нескольких дней было достаточно, чтобы лишить человека сил.

В камеру вошло много стражников. Их сопровождал чиновник, который остановился у двери и с важным видом стал зачитывать с листа имена приговоренных. Стражники отстегнули цепи от стен и по одному вывели заключенных за дверь. Громкие крики отражались эхом. Громче всех всхлипывал и вопил Сэм. Но убивался он не из-за своей участи, а при мысли о дочке. Он снова и снова, рыдая, выкрикивал ее имя. А когда его выводили из камеры, обернулся к Дункану, с которого стражник уже снимал цепи.

– Попроси этого чиновника! – лепетал Сэм сквозь слезы. – Возможно, он тебе поможет! И не забудь, что ты мне обещал, если все получится!

Дункан не колебался. Он поспешно обратился к чиновнику:

– Десять золотых для вас, если вы передадите от меня послание члену парламента сэру Эдварду Монтегю. Найдите его в Уайтхолле и сообщите, что капитана Дункана Хайнеса должны повесить за то, что он помог английскому флоту захватить Барбадос. Скажите ему, что новый губернатор сфабриковал приговор в надежде, что моя жена заплатит ему за меня богатый выкуп.

Чиновник, пожилой пуританин в потертой мантии, казалось, совершенно не слушал мольбы приговоренного к казни. Сердито сдвинув брови и скривив рот, он коротко приказал:

– Вывести его из камеры – и к остальным, на повозку.

– Моя жена – единственная наследница виконта из Рейли-Манор! Вы получите золото, клянусь вам своей честью!

Дункан чувствовал себя жалким; в глазах чиновника он был ничтожным просителем, который отбирал у него драгоценное время. Но иного выхода не было. Если приходилось выбирать между собственным достоинством и жизнью, на первое место он ставил жизнь. Нужно было использовать все возможности. Когда его просьбы ни к чему не привели, Дункан перешел к угрозам:

– Все, о чем я вам говорю, правда! Сэр Монтегю знает, как много я сделал для Англии. Поэтому он непременно захочет перечитать мой смертный приговор и сразу увидит, что речь идет о заговоре. Он отправит вас на эшафот, когда узнает, что вы отдали меня в руки палача! А сэр Монтегю непременно об этом узнает, потому что я хорошо знаком не только с ним, но и с адмиралами Блейком и Эскью. Они тоже потребуют отрубить вам голову. Тогда уже вы будете просить о милости…

Вооруженные стражники выволокли Дункана наружу. Он споткнулся, запутавшись в цепях, сковывающих его ноги.

– Вы можете выбирать: золото или смерть! Меня зовут капитан Дункан Хайнес, слышите?! Запомните хорошо это имя, вы наверняка будете меня проклинать. Об этом имени вы будете думать в свой смертный час, когда вашу голову положат на плаху и топор палача опустится на вашу шею!

Капитан кричал яростно, но громкие приказы стражников заглушали его голос. Дункана ударили и вытолкали на улицу. Он закрыл глаза, ослепленный ярким дневным светом, а когда открыл их, то увидел перед собой большую повозку, запряженную волами. Узников по очереди сажали в нее. Отчаянно сопротивлявшийся Дункан оказался последним. Один из стражников ударил его дубинкой по затылку.

Дункан без сил упал на дно повозки между стонущих и причитающих узников. Он прикрыл голову скованными руками, защищаясь от новых ударов, которые могли последовать за этим. Но повозка уже тронулась, удаляясь от разгневанного стражника.

Повозка, подпрыгивая, ехала вперед. С каждым тяжелым шагом волов уменьшалось расстояние между тюрьмой и эшафотом. Дункан прислушался к грохоту колес, который сливался в непрерывный гул из-за пульсирующей боли в висках. Его голова беспомощно перекатывалась по дну повозки. Все завертелось, и вскоре в глазах у капитана потемнело.

Откуда-то издалека уже слышались вопли собравшейся толпы. Пляска на тайбернском дереве – любимое зрелище, посмотреть на которое в дни казни собирались бесчисленные зеваки. Для зрителей даже построили трибуны, чтобы все могли видеть казнь. Сам Дункан никогда не посещал таких зрелищ, но часто слышал о том, как здесь все происходило.

– Легкой смерти! – кричали люди, если преступник каялся и говорил последнее слово, а потом без лишних стенаний позволял палачу сделать свою работу.

Публика освистывала тех, кто перед смертью кричал от страха, когда повозка медленно трогалась у него под ногами. При этом зрители громко ликовали, когда жалкие жертвы, повиснув на веревке, начинали исполнять конвульсивный танец, опорожняя кишечник.

Дункан спрашивал себя, как он сам будет умирать, но в действительности уже знал ответ: с проклятьем на устах. Как и подобает пирату. Он не хотел ради увеселения своры зевак дергаться на виселице, до тех пор пока не наступит смерть. Дункан намеревался спрыгнуть с повозки с петлей на шее. Тогда, если повезет, под действием сильного рывка он умрет от перелома шеи, а не станет медленно задыхаться, когда веревка будет затягиваться под его весом. При мысли, что он станет участником этого долгожданного для зевак спектакля, Дункана вдруг охватило странное спокойствие. Но тут он заметил, что в который раз теряет сознание. Капитан уносился в серое море и ждал, когда снова станет светло, но тут сильный удар одного из заключенных, умышленный или случайный, пришелся ему прямо в висок. Мозг взорвался болью, погрузив Дункана в милостивую всепоглощающую черноту.