Император. Боги войны - Конн Иггульден

— Сенаторы требуют меня к себе. Странно, что я понадобился им сразу же после ночных событий, не правда ли? Вот я и думаю: неужели кто-то из моего окружения сообщает им новости?

Лабиен смотрел на диктатора, не смея моргнуть. Он думал о письме, которое оставил неподписанным, но лицо его не выражало ни вины, ни смущения. Дело сделано, жалеть не о чем.

— Не думаю, господин. Со времени нашего возвращения я с них глаз не спускал.

Помпей пожал плечами и проворчал:

— Значит, просто собираются продлить диктатуру. Время и впрямь подоспело, пусть это пустая формальность. Прикажи своим людям возобновить строительство стены. Когда сожгут тела казненных.

Лабиен смотрел, как командующий покидает плац, и жалел, что не попадет на заседание сената. А от этого заседания, подозревал он, зависит очень и очень многое.

— Мое здоровье здесь не обсуждается! — выкрикнул красный от ярости Помпей. — Вы смеете намекать, что я непригоден для ведения войны?

Глядя на сенаторов, Помпей вцепился в трибуну с такой силой, что жилы на его руках вздулись веревками. Зал заседаний был набит людьми, многие стояли, желая высказаться. Настоящий хаос, не имеющий ничего общего с упорядоченными дебатами, которые проводились в курии.

Помпея уже дважды перебивали. В висках у него стучала кровь, и ему хотелось уйти подальше отсюда, куда угодно. Он так бы и поступил, не будь необходимости продлевать срок диктаторства. А сенаторы отлично понимали, что Помпей зависит от них, и хотели воспользоваться этим как можно полнее.

Цицерон опустил глаза на свиток, который держал в руках. Помпей многое бы отдал, чтобы узнать, кто его написал. Сенатор поднял голову, и все замолчали — Помпею подобного внимания не оказывали.

— Твое здоровье будет обсуждаться, поскольку хворь мешает тебе защищать интересы Рима, — произнес Цицерон, начиная сердиться. Он снова посмотрел в свиток. — Тебе следует оставить пост до полного выздоровления. Ты предложил бы то же, если бы речь шла не о тебе.

Помпей сверлил оратора взглядом, понимая, что долго не продержится. Боль в животе стала всепоглощающей, и диктатору требовалось все самообладание, чтобы не показать, до чего ему скверно.

— Когда горел Рим, вы не были столь заносчивы, — проговорил он. — Вы предоставили мне права диктатора, и я восстановил порядок; никто другой с этим бы не справился. Я разбил Спартака, которого вы так испугались, — вы не забыли? И теперь смеете говорить, что я не гожусь продолжать войну? К чему намеки, не лучше ли, Цицерон, прочитать вслух свой свиток? Я не боюсь ничьей критики. Мои дела говорят сами за себя.

К радости Помпея, по рядам сенаторов пробежал одобрительный шепот — оказывается, Цицерона поддерживают не все. Наверняка многих ужаснет перспектива отменить диктатуру при сложившемся положении. Находись они в Риме, такой вопрос не стали бы даже обсуждать. Однако ход кампании оставляет желать лучшего. Многие сенаторы в военных делах ничего не смыслят да еще страдают без привычного комфорта и всеобщего почитания, которым пользовались в Риме. Чтобы их убедить, придется хорошенько постараться.

— По делам тебе нет равных, — признал Цицерон, — но ты же сильно мучаешься, Помпей, ты весь в испарине. Оставь дела на месяц, лечись, а мы найдем для тебя лучших лекарей. Когда поправишься, опять поведешь войну.

— А если не поправлюсь? Говори уж обо всем, Цицерон, пусть сенаторы слышат, какую измену ты замыслил, — жестко сказал Помпей, подаваясь вперед. Сенаторы вновь зашептались, и Цицерону явно стало не по себе.

— Срок твоей диктатуры, Помпей, истекает через два дня. Лучше будет приостановить ее — до тех пор, пока ты выздоровеешь.

Цицерон глядел уверенно, и все же Помпей знал — сенатор не посмеет прямо сказать, что болезнь лишила командующего мужества. Помпей догадывался, какие слухи ходят у него за спиной, и относился к ним с презрением. Диктатор собрался отвечать Цицерону, но тут поднялся Светоний, и Помпей жестом позволил ему говорить — он нуждался в поддержке. Цицерон и Помпей сели — последний в отчаянной надежде, что ему удастся выиграть.

Светоний прокашлялся и заговорил:

— Подобный вопрос не следовало поднимать.

Цицерон немедленно встал, однако Светоний пригвоздил его взглядом.

— Слово дали мне, — напомнил он. — В любой военной кампании случаются отступления. Те, у кого есть хоть какой-то опыт, не станут мне возражать. Греческие легионы собрал Помпей. Он же вынудил Цезаря покинуть безопасный для него Рим и принять наши условия войны. Именно это и требовалось и получилось — благодаря Помпею. Кто еще догадался бы перенести военные действия в Грецию? А Помпей принял трудное решение от нашего имени. Его диктатура понадобилась, чтобы предотвратить опасность, против которой бессильны обычные законы. Диктатор выполнил все свои обязательства, и попытка лишить Помпея власти в теперешних условиях — настоящее безумие.

Светоний сделал паузу, сверля глазами сенаторов.

— Я не знаю другого полководца, способного побить Цезаря. И я знаю, что Помпей способен на это и даже на большее. Я проголосую за продление диктатуры. Другого достойного пути у нас нет.

Под шумное одобрение зала Светоний сел, и Помпей немного приободрился. У него скрутило живот, и, прежде чем встать, он помедлил, вытирая губы чистой салфеткой. Затем, не смея взглянуть на нее, сунул в складки тоги.

Цицерон тоже поднялся не сразу. Болезнь Помпея серьезнее, чем тот пытается показать. Если диктатор продолжит командовать, победа вполне может достаться Цезарю… а может, оно и к лучшему? Поставить командовать Лабиена… обе армии разобьют друг друга — какова тогда будет участь Рима? И в то же время, если Помпея отстранить, с Цезарем можно как-нибудь договориться. Мысли Цицерона беспорядочно метались. Главное, как убедить сенат? Нелегко выбрать верную стратегию. Многие требуют от Помпея беспощадной войны. В конце концов, именно для того они явились в Грецию. Слепцы, покачал Цицерон головой. Какая разница, что станется с Помпеем или Цезарем? Судьба Рима — вот о чем нужно заботиться.

Сенаторы заметили колебания Цицерона, и, спохватившись, сенатор быстро заговорил:

— Я забочусь лишь о благе Рима, разве не так, Помпей? От тебя ждали победы, но ты не смог даже сойтись с противником. Это не «отступления», как тут говорил Светоний. Ты казнил за измену больше римлян, чем убил у нас Цезарь. Наши воины совсем упали духом. К тому же, остановив Лабиена, ты упустил единственную возможность атаковать врага. — Оратор перевел дыхание, понимая, что идет по лезвию меча. — Сколько ты еще собираешься увиливать?

— Теперь понимаю! — сказал Помпей. Он сморщился и опустил взгляд.

Цицерон с надеждой ждал: сейчас Помпей выдаст свою боль — пошатнется или вскрикнет, и тогда для него все кончено.

Но Помпей медленно поднял голову и сверкнул глазами:

— Ты посмел намекнуть, что я боюсь? Вот что означают твои нападки! Да, я строю стену, я хочу защитить город, уже побывавший в руках у Цезаря. Да, я гонялся за ним по полям, а он ускользнул. — Сильная боль не дала Помпею продолжить, ему пришлось пережидать приступ.