Смерть на брудершафт - Борис Акунин

Бессердечная кокотка, горестно думал Романов, пока штабс-ротмистр делал заказ. Зоммер богат, а ей нужны деньги. Еще, поди, про нас с Козловским ему доложит. Ну и черт с ней. Все равно дело кончено.

Но в смятенной душе звучал и другой голос, укорявший: «Как тебе не стыдно! Она не такая! Ради любви она готова на всё, а ты…»

Не удержался Алеша, всхлипнул.

— Ой, только без этого. Ради Бога, а? — попросил князь. — А то я сейчас сам слезу пущу.

Надобность изображать «маленького человека» отпала, поэтому штабс-ротмистр был в хорошем сюртуке, полосатых брюках и с траурной повязкой на рукаве.

Стоявший у стола официант был сильно удивлен метаморфозой, которая произошла со скромным аккомпаниатором, но безошибочным нюхом почуял аромат нешуточных чаевых и потому был само подобострастие.

— За наших товарищей, земля им пухом. — Козловский выпил из бокала, поморщился. — Ты что нам принес? Я же сказал: массимо форте. Самого крепкого давай. Нет, к черту коньяк! Граппу неси. Граппа — кларо?

Служитель поклонился и исчез.

Штабс-ротмистр проводил его тяжелым взглядом.

— К черту всё. Не по мне эта служба. И я не по ней. На фронт попрошусь. Сейчас война позиционная — все одно в окопе сидеть, хромая нога не помеха…

Картинка 21

Официант бегом тащил поднос, на котором сверкал хрусталем огромный графин с прозрачной жидкостью.

— Выпьем молча, — сказал Козловский. — Сами знаем, за что.

Унтер-офицер опрокинул рюмку за любовь, до дна. Глотку обожгло, будто жидким пламенем. Сердце заколотилось еще пуще.

Ах, если б Алеша мог видеть, что происходило в этот миг в какой-нибудь миле от отеля, его сердце было бы окончательно разбито. Зоммер и его гостья были на втором этаже виллы, в спальне. Они стояли у окна и целовались. Потом мужчина, возбужденно сопя, сполз губами с лица Клары вниз, к шее. Расстегнул пуговки на платье, обнажил плечо, стал целовать его.

Женщина смотрела на его мясистый затылок с отвращением, но при этом не забывала издавать сладостные вздохи. Когда он взял ее за талию и потянул к ложу, она с тихим смехом выскользнула из жадных рук и кокетливо показала на дверь ванной. Хохотнув, Зоммер шлепнул ее по бедру:

— Только поживей, кошечка. Я весь горю!

Он подождал, пока за красоткой закроется дверь, и начал раздеваться. Зоммер знал, что нехорош фигурой, поэтому проделал эту процедуру с предельной скоростью. Забравшись под одеяло, устроился поудобнее, включил лампу и приготовился к чудесному зрелищу. Обнаженная прелестница, изготовившаяся к любовным утехам — что может быть пикантней?

То, что она заставляла себя ждать, лишь распаляло аппетит. Зоммер нетерпеливо поерзал, провел по губам толстым языком.

В ванной лилась вода. Что-то звякнуло. Должно быть, чаровница от волнения обронила какую-нибудь дамскую безделицу — пудреницу или помаду.

— Porco![31]— шепотом обозвала Клара некстати звякнувший шпингалет и высунулась из окна.

Внизу, под обрывом плескалось озеро.

Оглянувшись, она стянула через голову платье. Вокруг талии была обмотана лестница из тонкого прозрачного шелка.

Один конец Клара закрепила на опоре жалюзи, предварительно проверив ее прочность. Ко второму привязала гирьку, извлеченную из сумочки. Спустила вниз.

Потом плотно прикрыла створку, но шпингалет запирать не стала.

— Двенадцать рюмок тащи! — инструктировал штабс-ротмистр официанта. — До дичи, кларо? И еще до дичи! Тутто венти кватро![32]

Тот умчался. Козловский повернулся к товарищу, задушевно сказал:

— Алеша, давай на «ты». Связала нас судьба одной веревочкой, да на ней же и вздернула. Оба мы с тобой му… тьфу! музыканты.

— Хорошо, — согласился Романов. На «ты» так на «ты». Разница в возрасте небольшая, лет восемь.

Официант уже возвращался с новым подносом, сплошь заставленным крошечными рюмками.

— Вот так и вот так, — показал князь. Двенадцать рюмок встали в шеренгу перед ним, двенадцать перед Алешей. Официант в два счета наполнил их граппой. В его взгляде читались недоверие и ужас.

— Я тебя научу пить по-гвардейски, за апостолов.

— Как это? — без интереса спросил Романов. Сердце у него сжималось так тоскливо — хоть на луну вой.

— Очень просто. Делай, как я. — Штабс-ротмистр скривился на рюмки. — Тьфу, наперстки какие-то. Значит, так. За апостола Петра!

Он осушил крайнюю правую. Алеша последовал его примеру.

— За Матфея.

Выпили по второй.

— За Иоанна.

По третьей, но Алешу пришлось немного подождать, он закашлялся.

— За Иакова сына Зеведеева.

Тут младший из собутыльников сдался — поднял руки. Князь досадливо крякнул, но не остановился.

— За Иакова сына Алфеева… После двух Иаковов разрешается закусить.

Отломил кусочек хлеба, понюхал, проглотил. Алеша хотел подцепить кусочек горгонзолы, но никак не мог попасть в сыр вилкой.

— Так, теперь за Андрея Первозванного. Не отставать! … За Фому Неверящего… За Филиппа… За Варфоломея… За Симона Зилота… За Иуду Леввея… А Иуде Искариоту — вот. Об твердь земную!

С этими словами Козловский выплеснул последнюю, двенадцатую порцию на скатерть, а саму рюмку с размаху грохнул об пол — официант жалобно вскрикнул. Князь кинул ему купюру.

— На, не переживай… Алеш, ты что?

Его молодой друг сидел с разинутым ртом, пытаясь сделать вдох.

Прислушавшись к себе, штабс-ротмистр констатировал:

— Не пробило. Ну-ка, как тебя… Еще неси. Анкора!

Голова у Алеши с каждой секундой делалась всё тяжелее. Одной шеей на весу ее было уже не удержать. Пришлось подпереться сначала одной рукой, потом двумя.

— Где ты, где ты? — уныло повторял пьяный Романов, взывая к Кларе.

Князь взял его за ухо, повернул к себе.

— Да вот же я. Ослеп ты, что ли?

— Где ты? — безнадежно всхлипнул Алеша.

Господину Зоммеру было хорошо. Он полулежал на подушке, потягивал из тонкого бокала херес, время от времени подносил ко рту сигару.

Танцовщица лежала рядом, уткнувшись носом в его плечо и ровно дышала во сне. Умаялась, цыпочка, самодовольно подумал он. Не всякий способен на шестом десятке так утомить женщину.