"Черные эдельвейсы" СС. Горные стрелки в бою - Иоганн Фосс

Когда мы проходили мимо берега фиорда в ясную погоду и видели в море военный корабль, то начинали мысленно представлять себе жизнь на его борту: ярко освещенные, теплые и уютные каюты, моряков, чистых и опрятных после ежедневного душа. Мы также мечтали о городе Нарвике, где, как нам казалось, закончится поход и где наверняка нам удастся погрузиться на корабль, отправляющийся в Германию.

Однако большую часть времени мы не видели ничего, кроме бесконечного тумана и снега. Кстати сказать, дорога не всегда проходила берегом моря. Где-то между Бальсфьордом и Нарвиком мы трое суток пересекали горную цепь. Погода была скверной и на второй день сделалась еще хуже. За день до этого мы вошли в горную долину. В ту ночь нашим местом назначения был лагерь на перевале. Пошел снег, и через час-два мы оказались в самом центре снежной метели. Теперь дорога поднималась в гору. Она и в хорошую погоду была трудно проходимой, сейчас же в слепящей снежной пелене идти по ней было просто невозможно. Нельзя было даже разглядеть идущего впереди товарища. Однако мулы, наши верные друзья, опустив голову, упрямо двигались вперед. Мы время от времени хватали их за гриву, чтобы не сбиться с пути и не упасть, против чего они практически не возражали.

Ближе к рассвету остановки стали чаще обычного, потому что снежные заносы на нашем пути были такими сильными, что дорогу приходилось расчищать лопатами. Однажды нам довольно долго пришлось ждать, когда подтянется хвост колонны. Между тем снег продолжал идти, и дорогу уже совсем нельзя было разглядеть. Единственное, что позволяло ориентироваться в этой снежной круговерти, это столбы, установленные вдоль дороги и отмечавшие путь к перевалу.

В конечном итоге мы завязли в гигантском снежном заносе, в котором пришлось бы долго выкапывать тропинку лопатами. Всем стало ясно, что ситуация более чем опасная. Мы пытались согреться всеми мыслимыми способами, ожидая приказа разбить лагерь или сделать что-то другое. Однако нам сильно повезло. Откуда-то спереди до нашего слуха донеслись приглушенные звуки работающего мотора. Армейский пункт на перевале прислал нам на помощь бульдозер. Вскоре дорога была расчищена и батальон благополучно проследовал дальше, радостными криками благодаря водителя спасшей нас машины.

Пост на перевале был практически безлюден. Если мы предполагали, что там нас встретят дымящиеся полевые кухни с горячей едой и теплые помещения, то глубоко ошибались. Вместо уютных помещений мы получили металлические сборные домики и набитые соломой матрацы. Внутри стены помещений покрыты толстым слоем льда. Высушить одежду негде. Еды нам не предложили. Замерзшие и усталые, мы тут же легли спать, радуясь, что смогли избежать верной смерти в снежной ловушке в долине.

Подойдя к Нарвику, мы испытали очередное разочарование. Корабля, готового переправить нас домой, нигде не было видно. Длинные колонны егерей устало, как в трансе, брели по бесконечной дороге в постоянной темноте среди льда и снега. Многие спали на ходу, цепляясь за гриву мула или за повозку. Среди них были невезучие парни, которые не успевали вписаться в поворот и просыпались в кювете. Генрих также обладал таким «искусством» и часто натыкался на спину впереди идущего товарища или круп мула. В такие ночи полного морального и физического отупения самым главным для нас была дневная цель: преодолеть лежащий впереди отрезок пути. Даже физическая боль, вызванная, например, потертостями и мозолями, которая раньше представлялась невыносимой, быстро забывалась и переставала ощущаться после десятикилометрового марша.

Еды постоянно не хватало. Основным блюдом был суп из сушеных овощей. Но разве мы могли рассчитывать на что-то большее, будучи транзитными подразделениями из различных воинских частей? Где-то между Нарвиком и Мо нам дали день отдыха. Мы со Штрикером шли по улицам деревни, когда нас привлек властный запах свежеиспеченного хлеба, доносившийся из армейской пекарни. Мы, как зачарованные, наблюдали за тем, как сотни пышущих жаром буханок загружались на грузовик, стоявший рядом со стеной дома. Заглянув в открытую дверь и поборов собственную гордость, Штрикер приблизился к мясистому гауптшарфюреру.

— Вам случайно не нужны помощники? — спросил он.

— Нужны. Ладно, побирушки, становитесь сюда, — снисходительно ответил тот.

Мы протиснулись в узкое пространство между грузовиком и домом и почувствовали себя, как в раю. Загрузить машину оказалось несложно. Через полчаса мы пошли дальше, получив каждый по буханке горячего хлеба. Сначала мы хотели только попробовать его, отрезать ножом тонкий ломтик, а остальное приберечь на потом, но голод оказался настолько силен, что мы на месте умяли по целой буханке.

Лично для меня пиршество имело самые удручающие последствия. Мы шли всю ночь. Стоял крепкий мороз. Спустя несколько часов я испытал беспокойство в желудке. Поскольку мы двигались в хвосте колонны, я отстал и облегчился. Не успел я догнать своих товарищей, как прежние позывы заставили меня снова опорожнить кишечник. После этого я заметил, что колонна ушла вперед дальше, чем в прошлый раз. Ночь была ясная, и я не боялся потеряться. Меня колотила дрожь, голова кружилась, и я почувствовал такую слабость, что не смог встать. Я неожиданно понял, что догнать колонну мне будет очень трудно. Если я сейчас не встану, то насмерть замерзну. Огромным усилием воли я все-таки встал и поплелся вперед, дрожа и постоянно подстегивая себя ругательствами: «Иди, засранец, поторапливайся! Не останавливайся, придурок, топай вперед!» В конечном итоге я добрался до лагеря, полностью обессиленный и едва ли не на четвереньках.

— Где ты был? На тебе лица нет! Ты похож на призрак! — сказал Штрикер, увидев меня, когда я, наконец, нашел нашу палатку и опустился на набитый соломой матрац.

Помимо постоянного изнеможения мы испытывали уныние, вызванное общей обстановкой на фронте, отчего полярные ночи казались еще темнее. В дополнение к разочарованию, вызванному тем, что в Нарвике никакой посадки на корабль не будет, мы получили известие о скверном положении на фронтах Европы. В письмах, которые солдаты получали из дома, сообщалось об участившихся бомбардировках их родных городов, ухудшении бытовых условий и поставок продовольствия. Комментарии Генриха сделались мрачнее прежнего.

— Вот видишь, это же очевидно! Транспорты больше не подходят к берегам Норвегии. Вот поэтому нам и приходится все время топать пешком. А ты знаешь, каково это тащиться вдоль фиордов! Сюда не подогнали даже какой-нибудь жалкий паром, чтобы переправить нас. Поэтому и приходится наматывать лишние километры, возвращаясь туда, где мы уже были.

— Послушай, Генрих, — отвечал я. — Все не так уж плохо. Не забывай, что мы горная пехота, а не моряки. Наше дело такое — знай себе, шагай по горам и лесам. Это вообще чудо, что мы сюда добрались. Помнишь тот день, когда мы ушли из Куусамо? Помнишь слова, которые ты произнес в тот день? Будем считать, что нам крупно повезло.

— Что ты имеешь в виду под везением? Это же отступление, неужели ты не понимаешь?! Полномасштабное отступление. Мы драпаем, вот что мы делаем. И так повсюду, куда ни посмотри. Если ты этого не замечаешь, то у тебя галлюцинации! — сердито ответил мой товарищ.