Этот длинный, длинный день - Юрий Витальевич Яньшин

в основном не пострадало и уверенно держит руку на пульсе событий, а во-вторых, время для внезапного нападения нашими противниками уже упущено, поэтому никакой массированной атаки в ближайшее время не ожидается.

— Но кто-то же управляет страной? Господи, неужели опять Ведмедев на нашу голову? — начали раздаваться голоса отовсюду.

— Кто управляет страной, мы узнаем с вами, я думаю, еще до обеда. Это будет тот, кто обратится к нации, — уверенно сказал Иванов.

— А как же мы?! Что будет с нами и нашим проектом?! — опять посыпались вопросы.

— Товарищи! Вы слишком многого хотите от меня! Я не могу вам сейчас ответить на эти вопросы, вы же не маленькие дети, сами должны все понимать. Могу только предположить, что в ближайшем будущем, центральным властям, да и нашему министерству, будет, откровенно говоря, не до наших с вами проблем и чаяний. Все, что зависит от меня и от нашей комиссии, мы сделаем несмотря ни на что. Нужно только дождаться известий от моряков, когда они смогут выловить приводнившийся объект. Я полагаю, с этим не должно возникнуть никаких проблем. Если до конца дня водолазы его поднимут на борт НИС[147] «Шельф» и там проведут хотя бы экспресс-анализ состояния реактора, который подтвердит его безопасность, я немедленно подпишу акт о приемке промежуточного этапа испытаний установки.

— А после? — спросил Вострецов.

— А о том, что будет после, ведает только сам Всевышний. От меня уже ничего зависеть не будет, — развел руки в стороны генерал, признавая свое бессилие. — Моя миссия будет завершена и наша комиссия отбудет на материк.

— Я с вами! — твердым голосом сказал академик.

— Так ли уж необходимо в такой сложный момент оставлять хозяйство? — усомнился генерал.

— Алексей Сергеевич и Михаил Дмитриевич, — он кивком головы указал на по-прежнему стоявшего в дверном проеме коменданта, — отлично со всем управятся и без меня, тем более, что я как хозяйственник, не имею абсолютно никакой ценности. А в Москве, подозреваю, мне придется головой проламывать разрешение на следующий этап испытаний. Опыта по хождению во властные кабинеты мне не занимать, а скандалить и лаяться — мое второе призвание.

— Игорь Николаевич, а что же мне прикажете тут делать?! — подал растерянный голос Боголюбов.

— Как что?! Немедля приступать к сборке, из имеющегося комплекта, второго ускорителя. И произвести сборку в ускоренном режиме для отправки на материк.

— А почему в ускоренном? — не понял Боголюбов. — Ведь у нас нет пока разрешения на изготовление аппарата даже в мелкосерийном исполнении.

— Экий, вы, право недотепистый Алексей Сергеевич! — поморщился Вострецов. — Вот как вы невнимательно слушали нашего генерала, а ведь он правильные мысли высказывал. Гарантирую, что в наших высших эшелонах власти имеется не один «крот», сливающий информацию на сторону. И как только рапорт об успехе наших испытаний ляжет на стол руководства страны, второй его экземпляр будет уже лежать на столе у Трампа. И как правильно сказал товарищ Иванов, нет таких средств и усилий, которых бы пожалели наши враги, чтобы уничтожить плоды нашего труда в самом зародыше. Запросто прилетит какой-нибудь «Трайдент»[148] и ау, пишите письма. Поэтому срочно надо делать второй экземпляр и везти его вглубь страны — под защиту ПВО и ПРО. А то у нас тут, стыд сказать, кроме пары «Торов»[149] и нет ничего.

До Боголюбова наконец стала доходить вся серьезность положения, в котором они все оказались и он странным взглядом посмотрел на своего учителя и коллегу, что не укрылось от последнего.

— Ты, что так смотришь на меня?! — едва не сатанея, набросился академик на друга. — Думаешь, что я сбегаю под шумок?!

— Что ты, что ты?! — замахал на него пухлыми ручками Боголюбов. — Даже и не думал о таком, Николаич! Просто до меня только сейчас начало доходить то, в какой опасности может оказаться вся страна, если мы начнем медлить.

— Ну, то-то же, — сразу смягчился академик, которому всю жизнь мешал его взрывной характер.

Ставший невольным свидетелем непростых отношений в научной среде, генерал кашлянул и обратился уже к коменданту:

— Кстати, Михаил Дмитриевич, я надеюсь, вы распорядились об усилении охраны объекта, прежде чем принести нам такие печальные вести?

— Меня учить не надо, товарищ генерал, — зло ощерился тот, затем попытался смягчить тон и добавил, — мы службу свою знаем. Не первый год замужем.

— Ну и ладно тогда, — не стал лезть на рожон Иванов по такому незначительному поводу в такое непростое время. Он понимал — нервы у всех на взводе.

— Товарищ генерал-лейтенант, разрешите обратиться?! — раздался громкий голос одного из военных его свиты.

— Обращайтесь, — ответил тот, окончательно успокоившийся от уставного обращения.

— Моряки докладывают: объект по радиомаяку водолазами обнаружен и поднят на поверхность. Внешних признаков повреждения объект на себе не несет. Радиационное излучение объекта соответствует фоновым показателям. Специалисты готовятся к его демонтажу, для дальнейших исследований рабочего тела реакторной зоны.

— Отлично. Передайте им — пусть поторапливаются. Предварительные сведения мне должны быть доложены в кратчайшее время.

— Есть, передать.

— И да, кто-нибудь, — обратился он к членам своей комиссии, — сходите и найдите летунов, пусть начинают готовить самолет к вылету. Думаю, что к вечеру первые результаты обследования будут уже готовы.

Кто-то из офицеров козырнул и потопал к выходу — искать в поселке летчиков.

Несмотря на страшный психологический удар, растерянность и паника среди военных и околовоенных быстро пошла на убыль. Не прошло и часа, как вновь здесь воцарилась хмурая, но все же деловая обстановка.

II

Ползая на карачках в талом снегу, размазывая по остренькому личику слезы вперемешку с кровавыми соплями, старший лейтенант Шептицкий хлюпая разбитым носом и шепча проклятия, кое-как поднялся на ноги. Слезы, не столько от причиненной боли (подумаешь, надавали по щекам, и то не кулаком, а ладошками), сколько от жгучей обиды и стыда, что за этой неприглядной сценой наблюдали посторонние, среди которых были знакомые ему еще по службе в Москве, распаляли его мозг горячим кипятком ненависти. Колченогий комендант хотел не увечья, а публичного унижения младшего по званию. «Ладно. Земля круглая. Мы еще встретимся, когда я буду смотреть, как срывают погоны с плеч безумного старикашки» — роились мысли в его воспаленной голове. Окинув затуманенным от слез взором окрестности и не найдя в пределах видимости свидетелей его позора, он даже слегка обрадовался. Кровь тонкой и прерывистой струйкой продолжала течь из носа, видимо, там лопнул какой-нибудь сосудик. Нос, еще с детства был его «слабым» местом, из-за этого он никогда не участвовал в мальчишеских потасовках, чему всегда откровенно радовалась мама.

Привычка не ввязываться в