Женские лики Столетней войны - Елена Майорова

Карл VI, как раз переживавший приступ болезни, остался в городе.

Никаких документальных подтверждений этого факта не имеется, но кажется – и хроники косвенно это подтверждают, – английский король не разжег в принцессе энтузиазма. Впрочем, это не имело никакого значения.

В Королевском совете большинство выступало за договоренность с англичанами, а не за поддержку дофина. Большинство посчитало, что лучше оставить Генриху V то, чем он уже владеет, и отдать наследие предков – Нормандию и Аквитанию, – чем он заберет все остальное. Ценой половины Франции покупали право сохранить вторую половину.

Главное требование Ланкастера – французская корона – не обсуждалось. Однако был подписан брачный контракт с Екатериной Французской.

Казалось, скоро наступит мир.

Но тайные силы, управляющие человеческими судьбами, распорядились иначе.

10 сентября 1419 г. Жан Бургундский встретился на мосту Монтеро в 45 милях от Парижа с дофином Шарлем. Герцог стал в это время одной из ведущих политических фигур Франции. Крестоносец, герой Никополя, демагог, отличавшийся показной щедростью, ловкий дипломат – все в нем являло вождя. Деловые круги были ему обязаны восстановлением в 1412 г. муниципалитета; интеллектуалы из университета нашли в его лице принца, без которого любые реформы остались бы просто речами без последствий и без завтрашнего дня.

Официальной целью встречи называлась попытка договориться о совместной борьбе против англичан, хотя Жан Бесстрашный был их официальным союзником. Для дофина победа бургундской партии означала потерю короны.

Обстоятельства убийства герцога известны недостаточно хорошо, поскольку хронисты противоречат друг другу. Официальные историографы французского двора приложили немало усилий, чтобы доказать непреднамеренность случившегося и непричастность Карла к трагедии. Как уверял позднее дофин, Жан Бесстрашный в запальчивости выхватил меч, и Карлу ничего не оставалось, как призвать на помощь охрану. Однако многое говорит за то, что он не мог не знать о готовящейся попытке убийства: устранение Жана Бургундского могло серьезно укрепить его позиции. Известно также, что именно Карл настоял на крайне немногочисленной свите – не более десяти человек с обеих сторон. Но Карлу в это время было только шестнадцать лет – не слишком ли демонизирован образ этого слабого и нерешительного юноши? Не стоял ли за ним кто-то более хитроумный, решительный и жестокий?

Таким человеком в окружении Шарля была только Иоланда Арагонская.

Из противоречивых показаний очевидцев сложилась следующая картина. Один из приближенных дофина, вероятно, Танги дю Шатель, неукротимый бретонский разбойник, бывший оруженосец Людовика Орлеанского, ударил Жана Бесстрашного в лицо боевой секирой и отрубил ему часть подбородка. Герцог лишился чувств и упал. Потом, когда он лежал на земле, кто-то самым подлым образом приподнял его доспехи и поразил мечом в живот и таким способом прикончил.

Бургундская партия утверждала, что герцог, опустившийся на колени перед дофином, был предательски убит сзади.

Но результат не оправдал средств. Вопреки надеждам дофина и его партии, гибель Жана Бесстрашного лишь ухудшила их положение. Бургиньонов возглавил сын убитого, Филипп Бургундский, до этого носивший титул графа Шароле. Он нежно любил отца, и говорили, что с момента его убийства возненавидел свою супругу Мишель Французскую, сестру дофина, к которой, впрочем, и раньше не питал особенной любви. У бедной женщины не было детей, и ей нечем было привязать мужа. Горе, вызванное смертью отца, сделало Филиппа убежденным сторонником англичан и «заставило забыть, что в его гербе лилии».

20 мая 1420 г герцог Филипп и Изабелла привезли Карла VI в подвластный бургундцам город Труа. Там был подписан договор, по которому Карл VI признавал Генриха наследником французского престола после своей смерти и регентом при жизни. Популярное изложение истории гласит: «Ради сохранения своего дохода и из ненависти Изабелла публично отреклась от своего сына, дофина Карла, объявив его незаконнорожденным». Тем не менее в договоре нет ни слова о незаконнорожденности. В этом документе Карл именовался «так называемым дофином Вьеннским…». Королева обвинила его в «ужасных и огромных преступлениях и проступках, совершенных во Французском королевстве». Такими преступлениями могли быть как убийство Жана Бесстрашного, так и намерение узурпировать власть у больного отца.

Английский король обязался управлять с помощью совета из французов и сохранить все древние обычаи. Нормандия переходила под его полный суверенитет, но по занятии им французского трона должна была воссоединиться с Францией. Ему был присвоен титул «Король Англии и Наследник Франции». Карл VI и Изабелла Баварская оставались носителями королевского сана пожизненно.

Несмотря на то что почти вся страна одобрила этот мирный договор, и Бургундия сыграла в его заключении важную роль, со временем, когда национальные чувства французов проснулись и окрепли, его вдохновительницей стали называть королеву-иностранку. «Карл подписал постыдный договор в Труа, – высокопарно вещал французский историк, – но его рукой водила Изабелла Баварская!» Немудрено, что скоро ее заклеймили как вместилище всех пороков.

Современные исследователи утверждают: «История Изабеллы Баварской издавна является сфабрикованной смесью слухов и пропаганды, которые были впитаны исторической традицией и повторялись столь часто, что легенды стали неотличимы от фактов».

Разумеется, можно, как предлагают некоторые историки, рассматривать ее как слабое существо, попавшее в жернова большой политики, не сумевшее проявить собственную волю и ставшее марионеткой властных группировок. Но как быть с непреложными законами наследственности? Дочь непредсказуемых Висконти, гордых честолюбивых Виттельсбахов – безвольная кукла в чьих-то злонамеренных руках? В это невозможно поверить. Скорее, это женщина, которой пришлось приспосабливаться к очень сложным обстоятельствам, к чему ее не готовили с детства, и она отвечала на вызовы суровой действительности сообразно имеющимся возможностям и представлениям своего времени и класса.

После смерти Генриха V и Карла VI королева потеряла всё политическое влияние. «Презираемая и отвергнутая даже англичанами», она провела остаток жизни в Париже, в трауре по мужу, почти никогда не покидая дворца, «как то и полагалось вдове», – отметил в своём дневнике парижский буржуа Жорж Шюффар.

В последний раз ей удалось увидеть своего внука и предполагаемого наследника Французского королевства во время его торжественного въезда в Париж в 1431 г. Королева стояла у окна, глядя на торжественный кортеж. Увидев её, галантный мальчик снял шляпу и низко поклонился. Как отметили хроникёры того времени, старая королева не смогла сдержать слёз.