Ресторан "Березка" - Евгений Попов

– Пролеткультовцы программировали действительно адекватное искусство. Но на них сразу же замахали перьями – настолько страшна была эта реальность, – пояснил Толя.

– Ты удак, Толя, – сказал Гриша.

– Ты удак, Гриша, – сказал Толя.

– Ты удак, Коля, – сказал Миша.

– Ты удак, Миша, – сказал Коля.

Один, имея гонорею,

Шел в Третьяковску галерею,

Но завернул на биллиард

И выйграл денег миллиард.

Из поэзии Н.Фетисова

Все мы – люди культуры. Поэтому я, человек культуры, довожу до вашего сведения информацию, полученную мной от одного армянина с неизвестными (мне) фамилией, именем и отчеством в общежитии для приезжих работников культуры на Красивом шоссе города Москвы.

Этот армянин, будучи администратором филармонии одного из неизвестных городков РСФСР, строго сидел с утра на деревянной койке общежития, уже проснувшись и презрительно глядя, как мучается с похмелья его товарищ по культурным курсам повышения культуры для работников культуры. Товарищ... неизвестный режиссер другого неизвестного российского городка.

Третий жилец этой комнаты, сценарист-драматург, вертелся перед зеркалом, правя галстук и собираясь, как он выразился, «идти драть московскую бабу». «За что вы ее?» – разволнуется темный иностранец, а русский удак с удовольствием пожелает этому Сереге счастливого пути и удачи, потому как еще неизвестно, что выкинет московская баба до или после того, как покорится званому пришельцу.

А я, автор этих строк, вовсе не являлся четвертым обитателем комнаты, где воняло носками и обитали музы, заботливо опекающие средних лет представителей нашей многонациональной культуры. Которые за недолгое время курсов вновь помолодели до идиотизма, почти вновь превратились в студентов – чистили башмаки краем одеяла, по очереди жарили картошку на сале, использовали подряд практически любую женскую особь, случившуюся на их московском приезжем пути, включая сюда и пожилых крашеных уборщиц, что с большим воодушевлением и немалым подъемом собирали у них пустые бутылки, таская сумками в близлежащие посудные ларьки. Я не был четвертым, я длительно ждал в коридоре одного родного человека, а они любезно пригласили меня зайти и предложили драный стул.

– Ну, чао-какава, – сказал сценарист-драматург, уходя.

– Господи, башка-то как разламывается! – метался режиссер, обожженно тряся кистями.

А администратор вдруг сорвался с места и, ни слова не говоря, исчез в коридоре.

– Желудок? – предложил я режиссеру свою версию.

– Ни за упаси бог! – в отчаянье заговорил тот. – Он... у него... о господи... у него на кухне... картошка, – чуть не рыдал он.

А все потому, что винные магазины открывают нынче в одиннадцать часов утра. Было утро.

– У меня пива есть четыре бутылки, не откажетесь? – спросил я.

– С ума я, что ли, сошел отказываться! – воссиял режиссер.

И тут распахнулась дверь, и администратором была торжественно внесена громадная сковородка, пышущая жаром и отвратительно воняющая прогорклым жиром.

Говорили о том о сем. Режиссер постепенно пришел в себя и, хохоча, признался, что оконфузился вчера на банкете в ресторане «Прага», утянувши со стола бутылку польской водки; я ознакомил собравшихся с бытом бичей и других народностей Севера; армянин сказал, что прочитал сегодня в газете про разоблаченную группу всесоюзных виноделов, торговавших по городам и весям обильной Родины самогонным коньяком.

– Начинается статья, что слесарь дядя Саша пустил в канализацию стоведерную бочку коньяка с целью замести следы.

– Стоведерную? – ахнул режиссер, вновь схватившись за голову.

– Да, – солидно подтвердил рассказчик. – Стоведерную. Пахан получил «вышку», шестерки – согласно заслуг.

– Вышку?

– Согласно заслуг?

– Однако я не о том, – сказал администратор. – Я вам, что вот к нам недавно приезжал с оркестром Юрий Силантьев и заработал за три дня 1900 рублей. Дал за три дня десять концертов, а у него концертная ставка – 190 рублей...

– Дал...

– За три дня...

– Ну, не может быть...

– 190. Я сам видел. Согласно решению Министерства культуры...

– А я вот читал несколько лет назад газету «Советская культура», – сказал я. – И там было написано, что Вл. Высоцкий сильно халтурил на Алтае. У него что – тоже такая же ставка? Я интересуюсь.

– Не, – ухмыльнулся администратор. – Володя по-другому работает. Он у нас тоже был. А еще у нас была Валя Толкунова, и меня из-за нее вызывали в райком, потому что, как она запела «Стою на полустаночке в цветистом полушалочке», остановились станки, среди ткачих начались массовые прогулы... Валя-Валя, кого еще, как не ее, так сильно любит народ?

– А вот, говорят, Муслим Магомаев тоже за месяц в Казахстане заработал 300 000 рублей?

– Магомаев? 300 000? Вполне мог.

– А как?

– А вот так, что в Якутии один администратор спьяну заключил в Москве контракт с группой одаренных цыган, а те цыганы, оказалось, ничего не умеют, даже в бубен лупить... Администратор горит...

– Ну?..

– Но не сгорает. Он тут же вызывает по телефону Сличенку на десять дней. И уж тот, конечно, запросил, запросил... Он что, даром тебе в «нашенский край» полетит?

– А у нас один инженер изобрел машину для печатанья денег и продал ее персональному пенсионеру за 10 000. Пенсионер напечатал 300 рублей новенькими пятирублевиками, а потом машина остановилась среди ночи, и оказалось, что она была изготовлена из реле стиральной машины и другого дерьма с вложенными настоящими пятишками.

Пенсионер чокнулся и пошел средь ночи в милицию. Под утро и взяли инженера в постели, где лежал. Милиция хохотала, старик показывал красный билет, инженер сильно матерился, что старик идиот. Никогда, говорит инженер, не думал, что эта старая падла сама на себя в ментовку пойдет...

– Кому сколько?

– Инженеру – три, старому хрычу – условно...

Однако время тянулось и тянулось, а ко мне, наоборот, не шел никто. Вот уж и картошка была съедена нами, людьми культуры, выпито пиво, когда вдруг армянин поднялся и произнес глухо, как в танке:

– Никому не расходиться. Даю десять процентов!.. Только десять процентов, честно предупреждаю, всего десять процентов, – бормотал он, роясь в глубинах своего желтого кожаного чемодана.

Откуда и достал он пачку билетов лотереи «Спортлото-спринт», где выигрыш, как известно, определяется немедленно, путем надрыва и вскрытия.

– Деньги, деньги! Все время про деньги говорили, обязательно мне должно наконец повезти! – вскрикнул армянин, раздавая билеты.