МЛЕЧНЫЙ ПУТЬ №1, 2016(16) - Александра Юргенева

Филодем взглянул на нее с благодарностью и прижал к груди.

* * *

Уже давно отшумела столица, смолкли звуки буйного веселья, но они в эту ночь так и не сомкнули глаз в объятиях друг друга. А когда небо на востоке начало светлеть, Филодем подхватил возлюбленную на руки и вынес на балкон. Их дыхания слились, их сердца бились, как одно сердце. Их глаза смотрели туда, где рождалось солнце.

И оно встало, торжествующее.

Над Пергамом.

Над Азией.

Надо всем миром.

Леонид ШИФМАН

КОММУТАТИВНЫЙ ЗАКОН СЛОЖЕНИЯ

Мы остановились у входа в Церковь Преображения Господня.

– Здесь был лабораторный корпус, лаборатория акустики, помнишь? – спросил Андрей.

Я кивнул, хотя еще минуту назад не помнил даже о существовании этого здания.

Стянув с головы лыжную шапочку с надписью «NY», взялся за ручку массивной двери.

– Вот в синагоге не надо снимать шапку, – проворчал я. Последний раз в синагоге я был двадцать лет назад, на бар-мицве младшего сына. Интересно, если бы я лысину прикрывал ермолкой, ее, ермолку, тоже полагалось бы снять? Впрочем, это праздный вопрос: носи я ермолку, не зашел бы в православную церковь, ни в какую не зашел.

Внутри было необыкновенно светло. Солнечный свет проникал сквозь окна, опоясывавшие купол, а может?..

Я ощутил чей-то взгляд на себе. Мне почудилось, что кто-то суровый, всесильный и всезнающий наблюдает за мной сверху. Почудилось.

В углу за спицами скучала старушка. Мы поздоровались.

– Когда-то мы здесь учились, – зачем-то пояснил ей Андрей. Звук его голоса неожиданно загудел: акустика?

– Это хорошо, – энергично закивала служительница культа. Ей вторило эхо.

Это было действительно хорошо, я, по крайней мере, не жалею. Но откуда об этом знать старушке? Может, она тоже когда-то была молодой и училась в ЛЭТИ{9}? А может, работала? Вела лабораторные по акустике, а теперь на пенсии, вяжет свитер внучке. Я постеснялся спросить.

Мы осмотрелись. Первое, что бросилось в глаза: на стенах и потолке активно отходила штукатурка. Она сохранилась с лабораторных времен. Не она ли создает акустический эффект? Или… благодаря удивительной акустике бывшую церковь во времена оны приспособили под соответствующую лабораторию?

Иконы в глаза не бросались. Их было немного, и они сознавали свою важность. Состояние штукатурки их не касалось: святые повернулись к нам ликом, а к стенам задом. Я решил, что иконы развешены в произвольном порядке. Хотя нет, возможно, они прикрывают наиболее ободранные места на стенах.

На возвышении (амвоне? алтаре? еще как?) посередине зала расположилось небольшое распятие. Грустный Иешуа, склонив голову к левому плечу, смотрел себе под ноги. Я проследил за его взглядом и обнаружил три жестяные кубышки для сбора пожертвований. На одной было начертано: «На ремонт», на другой – «На свечи», на третьей – «На приход». Я полез в карман и вынул пятидесятирублевую купюру, достоинством на тот момент не уступавшую одному американскому доллару. Без долгих размышлений я запихал ее в кубышку «На ремонт», Андрей последовал моему примеру. Иешуа немного повеселел, и мне даже показалось, что он улыбнулся и как-то по-хитрому взглянул на меня. Ага! Иконы не прикрывают облупленное, а наоборот – висят так, чтобы потребность в ремонте выглядела убедительнее!

– Когда-то у нас стипендия была сорок пять рублей… – сказал я, но Иешуа не ответил.

– Да-а, ремонт не помешает, – сказал Андрей служительнице. У той не нашлось возражений. – Интересно, какой здесь приход? – уже обращаясь ко мне, спросил он.

– Как какой? Понятно какой. Студенты забегают перед экзаменом помолиться или абитуриенты.

– Да? – Андрей вновь попытался вовлечь в разговор старушку, но та лишь кивала, готовая согласиться с любым нашим предположением.

– Попробуем зайти? – спросил Андрей, когда мы выбрались из церкви на свет Божий.

– Разумеется, – ответил я.

Мы перешли дорогу и вслед за каким-то студентом проникли в здание третьего корпуса. Охранник лениво проводил нас взглядом, решив, наверное, не утруждать пару профессоров демонстрацией пропусков. Свою шапочку «NY» я предусмотрительно спрятал в карман.

Мы поднялись на второй этаж. У входа в ректорат стоял еще один охранник. На поясе у него висела кобура, явно непустая. На наше приветствие он не ответил. Мы решили не искушать судьбу и принялись изучать лики академиков, взиравших на нас с фотографий, развешанных по периметру. Академиков было куда больше, чем святых. Может, это связано с состоянием стен? Нам не хватало распятия и трех кубышек под ним. Я бы не пожалел ста рублей на ремонт. Он бы не помешал и тут. Колонны возле лестницы были испещрены надписями.

– Ты ничего не писал тут? – поинтересовался я.

– Нет. Не припомню.

– А зря. Представляешь, ведь мы упустили возможность написать самим себе! Сорок лет спустя!

Андрей усмехнулся.

– «Светка – дура», – прочитал я. – Кто бы сомневался. Стопудовая правда. Но какое теперь это имеет значение? Я даже не знаю, как сложилась ее судьба… Или вот это: «… + Таня = Любовь», начало не могу разобрать, видимо, несколько раз имя менялось. Все проходит. А это? Посмотри! «a + b = b + a». Класс!

– Коммутативный закон сложения. – Андрей, в отличие от меня, учился по специальности «Прикладная математика». – Это еще древние греки знали! Не это ли они царапали на своих древних греческих колоннах?

– Вот это действительно послание через века! Ну, почему-почему? Почему это нацарапал не я? Ну хотя бы «E=mc2»…

Тут я осекся, поймав на себе цепкий взгляд охранника. Андрей сказал ему:

– Мы тут учились раньше.

Но охранник продолжал хмуро смотреть на меня. Предательский акцент выдал меня. Наверное, охранник подрабатывает контролером в Эрмитаже, выхватывая из очереди иностранцев, в целях экономии норовящих сойти за простого российского гражданина. Не он ли меня вчера… Не запоминаю лиц, а зря. Надо следить за руками. Нет. Сейчас скажу ему, что я не из «Пендосии» какой-то там и не из «Гейропы», я сионистский друг. Почувствовав неладное, Андрей подхватил меня под руку и увлек за собой вниз по лестнице. Я не сопротивлялся.

Осмотрев третий корпус, мы решили пройти через двор в первый. Дорога, протоптанная поколениями студентов. Ничего не изменилось со времен Александра Степановича Попова, даже радио работает.

Андрей потащил меня в туалет.

– Пойдем, там мы действительно увидим послания из прошлого. Помнишь, как мы писали на стенах перлы наших преподов с военно-морской