Мы встретились в декабре - Рози Кёртис

и пару потрепанных на вид тапочек на флисовой подкладке. Ее мышино-каштановые волосы подозрительно зачесаны набок, как будто она только что встала с постели.

— Откуда вы пришли? — спросил я. Я подозреваю, что у нас беглянка. Я проверяю ее руку. — У вас нет идентификационной ленты, не так ли?

— Сняла ее, — говорит она. — У меня от нее зуд.

Я не могу сдержать улыбку. Она дерзкая, надо отдать ей должное. Но мы в больнице размером с небольшую деревню, и мне нужно разобраться с заблудшей душой.

— Итак, откуда вы — можете вспомнить? — я спрашиваю.

— Не уверена, — говорит она и издает смешок. — Все эти места выглядят одинаково. Ты не согласен?

Я смотрю на стулья, нейтральные стены и плакаты, призывающие нас мыть руки и пользоваться гелем для рук в перерывах между пациентами, и думаю, что я мог бы быть практически где угодно в любой другой лондонской больнице.

— Да, они все очень похожи, так ведь?

— Ты врач? — спрашивает она.

— Медбрат, — я хмурюсь и всматриваюсь в коридор, пытаясь разглядеть кого-нибудь. Не могу оставить ее сидеть одну, когда она явно уязвима, но в то же время, я получу взбучку, если уйду с этими отчетами.

— Медбрат? — она прищелкнула языком. — Медсестра-мужчина. Ну, никогда не видела, — она выглядит довольной этим. Я вежливо улыбаюсь.

— Извините, — говорю я, когда вижу, как из-за каких-то двойных дверей появляется медсестра в розовом. — У меня здесь пациент, и…

— Не думаю, что она из наших, — говорит она.

— Думаю, она ушла сама.

— Подождите здесь две секунды, — говорит медсестра и исчезает, возвращаясь через несколько секунд с больничной инвалидной коляской. — Держу пари, мы сможем доставить ее обратно.

Вскоре мы сопроводили ее до палаты, из которой она пришла. Она не такая уж старая, боль может дезориентировать, и я наблюдаю, как ее благополучно укладывают обратно в постель. Она недалеко ушла.

— Из туалета повернула налево, а не направо. Такое случается постоянно, — устало говорит приходская сестра. — У нас есть огромные указатели, но никто никогда на них не смотрит.

Я возвращаюсь по бесконечным коридорам, но лицо пациентки остается со мной до конца смены, так иногда случается, хотя предполагается, что мы всегда сохраняем профессиональную отстраненность. Я помню, как это упоминалось на одном из наших первых занятий — мы должны были найти свой собственный способ дистанцироваться. Хотя это не так просто — особенно когда видишь кого-то вроде нее, блуждающего в одиночестве, не знаю, почему это так на меня подействовало. Может быть, именно в этот момент пришло осознание того, что старое клише о том, что жизнь коротка, на самом деле правда?

Вернувшись домой, несколько часов спустя, еле держась на ногах и с затуманенными глазами, я на кухне снимаю пленку с разогретого в микроволновке блюда и выкладываю его на тарелку, когда входит Роб с парой грязных кружек.

— Это дерьмо не для тебя, чувак, — говорит он. Засовывает кружки в посудомоечную машину и поворачивается, чтобы посмотреть на меня. — Тебе нужна приличная еда, когда ты работаешь такими длинными сменами. Поверь мне, я знаю.

— Это лучше, чем петушиный суп Бекки, — говорю я.

В шкафу еще осталось около пятнадцати упаковок того блюда. Он стал постоянной шуткой. Мы пробовали добавлять овощи, добавлять лапшу, даже смешивать его с банкой сладкой кукурузы. Он по-прежнему совершенно отвратителен, но за неделю до получки мы не настолько горды, чтобы не попробовать его еще раз.

Карри, приготовленное в микроволновке, на вкус довольно отвратительное. Курица какая-то губчатая и эластичная, а рис местами подсох и стал твердым как камень. Но я измучен и умираю с голоду, а больше есть нечего, так что придется обойтись этим. Как только я высплюсь, сбегаю за покупками.

— Сегодня работаешь? — говорю я, глядя на Роба.

— Выходной. Подумал, что могли бы пойти и посмотреть тот новый фильм «Марвел» в кинотеатре, если тебе нравится эта вселенная.

— Я бы с удовольствием, но могу гарантировать, что через пять минут после первых титров я бы крепко заснул. У меня такое чувство, что я не отдыхал несколько дней.

— Я все хотел спросить, что там за история. Ты все уладил с той чикой, Элис? — он ухмыляется. — Немного неловко возвращаться домой и обнаруживать свою бывшую стоящей на кухне.

— Совсем немного, — я киваю. — Ну, я, по крайней мере, прояснил с ней ситуацию.

— Значит, теперь вы просто друзья? — спрашивает Роб.

— Эм, настолько, насколько это вообще возможно. Формальная вежливость, я думаю, это, вероятно, лучшее, на что мы способны. Она все еще не смирилась с тем, что я бросил юриспруденцию ради сестринского дела, как бы она ни пыталась убедить себя, что это не имеет значения.

— М-да, — глубокомысленно говорит Роб. — Нелегко вбить себе в голову что-то подобное. Моя бывшая жена не могла справиться с моей многочасовой работой в ресторане. Немногие могут. Это убийственно, но я не смог отказаться.

— Она поставила тебе ультиматум? — срашиваю я, с интересом поднимая глаза. Понятия не имел, что он был женат. На самом деле я вообще мало что о нем знаю. Роб мало рассказывает о себе, хотя я несколько раз заставал его болтающим с Бекки на кухне, когда возвращался с работы. Но Бекки такая — она смогла бы завязать разговор в комнате, полной статуй. Вероятно, так бы и было, зная ее.

— Нет, но если бы она это сделала… Не могу сказать тебе, что бы я выбрал. Я чертовски люблю свою работу. Я много лет проработал на стройке и заплатил целое состояние за переобучение. Ты должен следовать зову сердца, не так ли?

Эти слова, исходящие от коренастого, грубоватого шотландца, вызывают у меня улыбку. Впрочем, он прав.

Конечно, о чем я не упомянул ни ему, ни Бекки, ни кому-либо еще, и я не уверен почему, что, оказывается, после того, как мы расстались, у Элис был полусерьезный роман с Полом, с которым я раньше работал. Думаю, именно их расставание послужило катализатором для того, чтобы она снова вышла со мной на связь. Это странно, потому что он был одним из тех в офисе, кто вроде как поддерживал общение со мной — по крайней мере, некоторое время. Мы несколько раз ходили выпить с тех пор, как я ушел, и все же, он не упоминал об этом. Не то чтобы я в том положении, чтобы как-то это комментировать, учитывая то, что произошло с Эммой.

Боже, отношения сложны. Я поднимаюсь наверх, задергиваю шторы и забираюсь под одеяло. Летом спать после ночных смен просто убийственно. Так жарко, что