Счастливо оставаться! - Татьяна Булатова

– Она вырастила мне мужа, – попробовала восстановить справедливость Вика.

– Она вырастила себе сына, а не тебе мужа. Это психология всех одиноких мамок. В твоем возрасте это положено знать, дорогая. Посмотри на меня! У меня было четыре брака, два из них распались, потому что мы жили в одной квартире со свекровью. И оба раза это были разведенные тетки, как две капли воды похожие на твою родственницу. Скажи мне честно, она гладит твоему Гене носки?

– Нет.

– А рубашки?

– Это делаю я.

– А что тогда делает она? Стирает? Убирает? Готовит? Копается в огороде? Варит варенье?

Вика попробовала восстановить в памяти трудовые обязанности свекрови, но не смогла:

– Ничего. Гена говорит, в доме должна быть одна хозяйка.

– Правильно говорит твой Гена – она и есть «в доме хозяйка». А ты – Золушка. Дворовая девка-холопка с величавым именем Виктория!

– И что делать? – не веря в успех, спросила Золушка.

– Убирать! К чертям собачьим!

– Ка-а-ак?!

– Просто: у-нич-то-жать, ликвидировать. Как это сделала я! Я уничтожила двух последних свекровей и была счастлива с их сыновьями до тех пор, пока те…

– Не узнали? – с ужасом подхватила бывшая ученица.

– Чего не узнали? – потеряла мысль четырежды бывшая жена.

– Что вы уничтожили… – прошептала Виктория Вольчик.

– Кого? – удивилась ее наперсница.

– Их, – коротко уточнила Вика и с пониманием закрыла глаза, избегая некорректного вопроса о способах ликвидации объекта.

– Я купила им квартиры. Заметь, каждой. И не на соседней улице, а в отдаленных районах города, откуда добраться – целая проблема.

– И все?

– И все. Всем удобно, и все счастливы.

Вика, опешившая от простоты предложенного решения, крепко задумалась.

– Поговори с мужем. Вы небедные люди. Это реально. А пока живи у меня столько, сколько понадобится.

Спустя три дня Вика приступила к работе, поставив Гене ультиматум, несоблюдение условий которого каралось разводом. В течение недели велись переговоры, сопровождаемые бурными соитиями в малогабаритной квартире краснодарской Плисецкой. По итогам дискуссии краснодарский бизнесмен Вольчик выбросил белый флаг.

Сыновний приговор королева-мать выслушала с поджатыми губами, тем не менее от проклятий удержалась и, мысленно просканировав возможные выгоды, глубокомысленно изрекла:

– Ночная кукушка всегда дневную перекукует!

Взмокший от напряжения Гена покраснел от материнской прозорливости и не нашел ничего лучше, чем задать дурацкий вопрос:

– А что делать?

Подлежащая депортации императрица не удостоила ренегата ответом, а через час потребовала щедрые отступные: квартира должна быть в центре города, на третьем этаже, с застекленной лоджией не менее шести метров, с кухней не менее двенадцати, с мусоропроводом и желательно в новом фонде. Телефон само собой, никакого газа, да, и еще – рядом с парковой зоной.

При этом мадам Вольчик предупредила обалдевшего от маминых запросов сына о том, что сама деньгами не располагает – даже на ремонт – и вообще не возражала бы против участия в семейном бизнесе, но, конечно, после того, как основательно восстановится после нервного истощения на одном из курортов Черноморского побережья.

В этот день близость между супругами не состоялась. Гена лежал с обреченным видом на тахте в небезызвестной квартире и тяжело вздыхал, уставившись в потолок. Вика обмахивала своего самца крылышками и поглаживала по груди тоненькими лапками, напевая незатейливую песенку о лучших временах, когда «только ты да я, да наши дети».

– А как же моя мама? – чуть не плакал Вольчик, чувствуя себя предателем.

– А какое мне до этого дело? – поводило головкой говорящее насекомое.

– У наших детей, – планировал Гена, – должна быть бабушка!

– У наших детей, – обещала ему Вика, – будут две бабушки.

– Правда? – пытался удержать слезы будущий папаша.

– Правда, – с неудовольствием признавалась Виктория.

Придя к консенсусу, супруги попытались повторить процедуру зачатия, но безрезультатно. Гена приподнял простыню и огорчился от увиденного.

– Нет… – виновато сообщил он партнерше.

– Ну и ладно, – успокоила его супруга и с облегчением упала рядом. – В другой раз.

– Я надеюсь, дома? – миролюбиво расшаркался несостоявшийся любовник.

– У нас дома, – с удовлетворением добавила Вика.

– У вас дома так уютно! Так уютно! – щебетали сестрички Баттерфляй, суеверно отводя глаза от округлившегося живота когда-то главной бабочки знаменитого краснодарского трио.

– Очень у вас уютно, – выставляли высший балл родители Виктории.

– Только где же ваша мама? – интересовались в меру любопытные соседи.

– Наша мама, – невозмутимо отвечала временно полноправная хозяйка дома, – живет в нашей квартире по улице Леси Украинки, дом пять, квартира одиннадцать.

– Это в каких же домах? – не сдавались пришельцы. – Часом, не в новых ли?

– Часом, в них, – дразнила Вика соседей.

– Какой хороший сын! – качали те головой. – Хорошая мать – хороший сын!

В паре двух хорошистов Вике места не предполагалось. Но пусть лучше так, чем «свя-азанные ад-но-о-ой целью! Ско-о-ованные ад-но-о-ой цепью!»

На цепи верным псом метался Гена, пытаясь служить двум богам. Точнее – богиням. И та, и другая гладили верного пса по загривку, щекотали под мордой, хватали рукой за беззащитное брюхо. Пес то рычал, то взвизгивал от радости и продолжал носиться по кругу как угорелый.

– Почему так поздно? – недовольно встречала королева-мать навьюченного огромными пакетами сына.

– Где ты был? – строго вопрошала жена.

– Да бля-а-а-а! – не выдержал Гена женского прессинга и запил в черную.

На фоне постигшего семью Вольчик несчастья консолидации сторон не произошло. Каждый был занят своим делом: Вика берегла свою чахлую беременность, королева-мать снимала выручку с торговых точек, Гена боролся с похмельем.

Это был заведомо неравный бой. «Сегодня – все!» – по утрам решительно заявлял краснодарский предприниматель значительно увеличившейся в объемах супруге. Из-за грушевидного живота виднелись верхние концы крыльев, утративших свою привлекательную окраску. Теперь – просто сереньких.

– Я точно тебе говорю! – грозно объявлял Гена и усаживался за стол, обжигая нежное существо перегаром.

– Не дыши на меня! – отекшей лапкой отмахивалась бабочка.

– Парр-донн! – икал Вольчик и ронял голову на грудь.