Лисьи броды - Анна Старобинец

Он запрыгнул в седло.

– Товарищ Шутов! Подождите меня! Товарищ Шутов, я с вами!

В облаке пыли к мосту скакал Пашка на блекло-белой кобыле. Настя знала, что кобыла была очень старой и староверы ее собирались забить, а Пашка ее у них то ли купил, то ли выменял на патроны, чтобы от смерти спасти, и над ним тогда все смеялись. Староверы эту лошадь звали Гречкой, но Пашка дал ей имя Ромашка. Он сказал, у нее теперь новая жизнь, значит, нужно новое имя. Пашка добрый был и немножечко как дурак, Насте он единственный из всей Красной Армии нравился. А однажды они вместе после дождя убирали с дороги червей, чтоб их не раздавили солдаты…

– Отставить со мной, рядовой Овчаренко! – Шутов поморщился. – Возвращайся немедленно в часть.

– Тогда хотя бы возьмите лошадь!

– Какую лошадь?!

– Вот эту… – Пашка спешился, взял под уздцы свою старенькую кобылу и подвел вплотную к вороному жеребцу капитана.

– Рядовой Овчаренко, ты в своем уме? – изумился Шутов. – Эта кляча еле ноги переставляет. Ты ее предлагаешь мне взять вместо здорового скакуна?

– Оно, конечно, конек у вас красивый и бойкий, товарищ замполит Родин от чистого сердца выбрал. Вот только товарищ Родин в лошадях-то не очень, а я кой-чего понимаю, я все-таки из забайкальских казаков… – Пашка осекся. – То есть, идейно-то я с ними расплевался, но вот в лошадках немного смыслю… – Пашка совсем поник.

Насте стало его жалко:

– Дядя Шутов, он правда понимает в лошадках! Он на вашей вот этой черной скакал без седла галопом, я сама видела!

– Потрясающе. – Шутов хмыкнул, сдерживая улыбку. – Хорошо, рядовой Овчаренко. Что имеешь доложить о лошадках?

– Ваш – совсем молодой, подъездок, – Пашка похлопал вороного по крупу. – Я ж его, кстати, и объезжал. От любого шороха шарахаться будет. Тут в лесу – и волки, и тигры, и топких мест много…

– Не убедил, Овчаренко. Я с норовистыми жеребцами обходиться умею.

– …Испугается, понесет, в болото еще чего доброго вас потащит!

– Он как раз собирается через болото! – вставила Настя. – Но коня он хочет назад отправить.

– Вороной назад не вернется, – уверенно сказал Пашка. – Он бог знает куда ускочет и сгинет. А Ромашка – хоть и старая, но надежная. Не капризная. К этим лесам привычная. Довезет куда надо – и спокойно к нам в часть прицокает. Она знает дорогу.

Шутов долгим взглядом посмотрел на Пашку, на его бледную, низко склонившую голову клячу. Чертыхнулся, спрыгнул на мост, отвязал вещмешок, протянул Пашке поводья:

– Вот теперь убедил. Коня губить не хочу. Верни его товарищу Родину. А девочку доставь-ка домой.

– Так точно, товарищ Шутов!

Пашка потрепал Ромашку по загривку, пошептал ей что-то в поникшее мохнатое ухо. Потом подхватил Настю на руки и посадил верхом на вороного. Тот раздраженно переступил копытами и тряхнул головой: он был очень недоволен происходящим. На роль прогулочной детской лошадки куда лучше годилась Ромашка. Его дело – скакать галопом по сопкам, желательно с табуном и без седла. Ну или хотя бы с товарищем капитаном. С какой стати с товарищем капитаном остается старуха, а он должен возвращаться обратно в стойло, да еще так позорно, шагом, с девчонкой в седле? Вороной хотел было встать на дыбы, он уже подвел задние ноги под туловище и толкнулся передними, но Пашка резко дернул его вниз за поводья. Панибратски похлопал по шее:

– Тише, друг. Мы после с тобой побегаем. Без седла.

Пашка развернул вороного и повел под уздцы в сторону города. Настя радостно помахала рукой и тут же снова вцепилась в черную гриву.

Ромашка проводила их взглядом, повернула к Шутову обреченную бледную морду и пошамкала грызлом. У нее были седые ресницы и седые волоски вокруг рта.

– Дохлый номер, – Шутов запрыгнул в седло и пришпорил лошадь.

Ромашка понуро поцокала через мост.

Замполит Родин зашел в харчевню папаши Бо, выпил для храбрости стопочку рисовой водки, зачесал пятерней волосы слева направо – он специально подолгу не мыл их, в чистом виде они безбожно пушились, а вот сальные пряди идеально прикрывали раннюю лысину, – и постучался в дверь Лизиной комнаты. Три быстрых стука и еще один через паузу. Как будто у них был свой условный сигнал. Ну, то есть сигнала, понятно, пока еще не было, но Родин заранее решил, что он должен быть. В целях конспирации. Такие вещи нужно сразу продумывать, когда имеешь дело со шлюхой. Уж в чем в чем, а в конспирации Гоша Родин знал толк. В шлюхах – тоже. Этой, к примеру, придется делать подарки. Он сжал в потной ладони сверток. Ничего не попишешь, такие женщины не умеют любить бескорыстно.

Она открыла. Мокрые волосы. Тонкий шелковый халат с вышитыми осами, драконами и цветами. Голые ноги. Все как и положено шлюхе.

– Я тут, так сказать… некий презент, – замполит суетливо развернул сверток и протянул ей черные чулки в сеточку. Он надеялся, что угадал ее вкус. По его представлениям, шлюх должны были радовать чулки в сеточку.

– Это что? – спросила Лиза, не прикасаясь к подарку.

Замполит потеребил подношение в протянутой руке:

– Это, так сказать, трофей. Чулки дамские в сеточку.

– Ах, дамские! Тогда ясно, – она было улыбнулась, но тут же беспокойно нахмурилась. – Впрочем, нет. Все равно не ясно. Для чего же вы, товарищ замполит Родин, протягиваете мне «чулки дамские в сеточку»?

– Я счел, что в нынешней ситуации… когда капитан Деев зарекомендовал себя как предатель и дезертир…

Ее губы медленно расползлись в улыбке, которую Родин счел поощряющей.

– …И вы теперь, так сказать, свободная женщина, к тому же мать-одиночка… Я мог бы, так сказать, оказать покровительство…

Лиза вынула из безвольной руки замполита один чулок:

– Когда я прихожу с дарами к богам или демонам, я обычно прошу покровительства, а не предлагаю его оказать. – Она подцепила пальцем черную нить сеточки и порвала. – Ты решил купить меня за чулки, замполит?

– Но я, так сказать… готов и что-то другое… – Он беспомощно уставился на нее в ожидании подсказки. Лиза молчала и улыбалась. – Что обычно принято приносить таким женщинам?

– Каким – таким?

Он облизнул пересохшие губы, панически подыскивая формулировку.

– Ну, так сказать, ночным бабочкам…

– Так я, значит, бабочка?

Она звонко, весело рассмеялась. Ее смех был таким беспечным и многообещающим, что замполит почувствовал, как от пупка к паху побежали стайки горячих, сладких мурашек, их было так много, что они мгновенно заполнили его член, и он сделался тугим и тяжелым.

Теперь ему, пожалуй, следует сделать ей комплимент. Той шлюхе, Нинке, к которой он ходил два года назад, достаточно было сказать, что у нее пизда сладкая, или что она его сучка, или просто хлопнуть по заду, и она немедленно начинала стонать. Но с этой Лизой нужно действовать тоньше, она явно дамочка с норовом и много о себе мнит. Зато и по внешним, так сказать, данным ту шлюху Нинку она во сто крат превосходит. У Нинки фигура была как у бабы на чайник, а эта тонкая, легкая… И очень волнующей представлялась замполиту эта ее азиатчинка. Он как-то слышал, что у азиаток божественно ловкие и длинные языки… Он, наконец, придумал шикарнейший комплимент: