База 211 - Алла Дымовская

Сэм не стал заставлять себя упрашивать. Гауптштурмфюрер выразил свое приглашение столь небрежным образом, что и в самом деле оно будто бы ничего не значило. Хочешь – пей, не хочешь – сиди так, коли ты вовсе дурак. Сэм дураком выглядеть не пожелал и оттого нашел предложенную кружку. Великий Лео тут же плеснул в нее остро пахнущую жидкость и выкинул из ящика стола одинокую галету на закуску.

– Что скажете? – спросил гауптштурмфюрер занудным голосом, одновременно налил себе и доктору.

Впрочем, Эрнст на щедрый жест обратил самое смутное внимание, он уже был хорош. И кажется, намеревался задремать прямо у края начальственного стола. Длинный его тонкий нос с хмельным изяществом свешивался долу, яркие, синие глаза туманно взирали на мир и вот-вот должны были закрыться. Лишь цепкие «хирургические» пальцы продолжали сжимать импровизированный стакан, на голом инстинкте пропойцы поддерживая компанию. А Сэм как всегда невольно пожалел доктора. Эрнст вообще-то и внешне красивый человек, мог бы осесть, заиметь подходящую жену, по слухам, он раньше отбоя не знал от женщин, и сердце у него доброе. Но вот носило его по морям-океанам и занесло, уже горького пьяницу, невесть куда. Суматошный доктор, наделенный редким даром благодушного цинизма, в любом состоянии в случае острой нужды готовый и способный вылечить кого угодно от чего угодно, оказался бы настоящим кладом в хорошей клинике. А вот не захотел, спроси почему? А потому, что человек вне системы, и чтобы не быть сожранным ею без жалости, скитался где придется, с одной стороны, истинный ариец и патриот своей страны, с другой – все же достаточно трусливый, чтобы выступить открыто против. Но и с хамелеоновой окраской выходило у Эрнста как-то туго, наверное, потому и пил, в защитных целях, чтобы поменьше видеть и еще меньше судить об увиденном.

– Чинчин! – непонятно для чего произнес Сэм игривое приветствие, залпом выдул предложенную порцию из кружки, прикусил галету.

За ним машинально поднял колбочку и доктор. Заесть огненную воду он уже не смог, внезапно завалился лицом вниз на твердую столешницу.

– Керши, отведите доктора и уложите на койку, будьте так любезны, – в полуприказном порядке попросил Ховен. И несколько брезгливо сморщился, словно давая понять – эту работу по выносу тела он ни при каких условиях выполнять не намерен.

Сэм подхватил доктора под мышки, тот еще мог кое-как перебирать ногами, бережно дотащил Эрнста до ближайшей, узкой кровати за ширмой. Их всего-то было там две. И обе пусты. На базе никто пока не болел и, судя по всему, болеть не собирался.

– Зачем все же пожаловали? – спросил гауптштурмфюрер Сэма, когда он возвратился из вынужденной экспедиции. Сегодня Лео пребывал в задумчивом настроении, что, по крайней мере, не сулило особенной ядовитости замечаний.

– Мне необходим Медведь для похода в пещеру. Где-то на полдня, может, больше. Я и Бохман хотим провести один опыт, – коротко изложил Сэм свою нужду. – Лучше отправиться прямо завтра.

– Завтра так завтра, – подозрительно легко согласился Ховен. – Выпейте еще.

Отказаться было неудобно, хотя Сэму уже не хотелось. Но Великий Лео так сразу пошел навстречу его просьбе, без обычной высокопарной ерунды по поводу сомнительности вообще всей их с Вилли затеи, что глупо было бы излишне раздражать и без того злобную его натуру. Сэм подставил кружку, ему плеснули новую порцию, несколько щедрее прежнего. Неужто Великий Лео в действительности собрался напиться и искал для этой цели компаньона? Сэм ни разу за все время своего полярного плена не видал гауптштурмфюрера не то что бы пьяным в стельку, а просто навеселе, и оттого премного удивился. Кто его знает, может, Великий Лео никогда не хмелел в принципе, может, природная его змеиная сущность вытесняла любой яд, кроме своего собственного?

– Стало быть, грядет поход на дракона в его логово? Пытать непризнанное зло? – довольно вяло осведомился Ховен, разглядывая содержимое своей посуды, перед тем как выпить.

– Вроде того, – так же мирно и безучастно согласился с ним Сэм. – Только отчего же непременно зло? Мертвая природа не знает мерила морали, и оттого она никакая.

Великий Лео лишь мирно кивнул в ответ, что было вовсе удивительно, и глотнул спирту. После щелкнул пальцами, загляделся в потолок. Ясно читалось в его лице – спорить гауптштурмфюреру лень, хотя и надо бы.

– А как вы думаете, Керши, на моих ребятах есть клеймо первородного греха? Они ведь только наполовину люди. Звери же, как я понимаю, свободны от Адамова падения, – неожиданно спросил Ховен и с некоторым любопытством посмотрел на Сэма.

– Отчего же наполовину? Они вполне люди. Хотя и необычные, – тут же откликнулся Сэм, но и догадывался: Лео пытается втравить его в очередную провокацию.

– Откуда сей вывод следует? – полюбопытствовал гауптштурмфюрер и снова уткнулся взглядом в потолок.

– Если исходить из ваших расовых приоритетов – то ниоткуда. А если по-моему, то у человека есть весьма доступный ему критерий, как отделить и определить равного себе.

– И какой же это? Ну-ка, ну-ка? – оживился Ховен, словно его внезапно вывели из глубокой спячки.

– Очень простой. Любое существо, которое обладает разумом и плюс к нему осознанием того, что оно существует, а следовательно, ему доступен страх смерти, всегда будет равно другому существу, наделенному теми же свойствами, – ответил ему Сэм.

– Отчего же тогда ваши смертные человеки склонны делить окружающих существ одного с ними рода на достойных и недостойных? – с унылым ехидством спросил Ховен. После принятого вовнутрь ему и в самом деле скучно было проявлять излишнюю ершистость.

– Не знаю, – отозвался Сэм, а он и вправду не очень-то знал, даже для себя, – может, как раз в силу того первородного греха, о котором вы изволили упомянуть. Люди долгое время жили в неведении собственных безобразий, а после случилось явление мессии Иисуса, и человечеству в его некоторой части пришлось разделиться. На тех, кто пошел за добром в апостолы, на тех, кто остался во грехе, как предатель Иуда, и на тех, кто никуда не присоединился, как бедняга прокуратор, всего лишь умывший руки.

– Ну, вы и болван, Керши! Это нечто выдающееся! – Великий Лео очнулся от хмельной спячки, выпятил губу, презрительно фыркнул и заговорил резким непререкаемым тоном: – И ваш прокуратор болван! Всеми презираемый и трусливый гнус, еще более, чем Иуда Искариот. Тот-то был герой. Знал, кого предает, и знал, за что. Он свой выбор сделал и выбрал Мамону. А жалкий, вшивый римлянин даже не понял о том, что прежние времена пришли к концу, – Лео с откровенным вызовом рассмеялся неудобоваримым смехом. – Нельзя стало не выбирать! Никак нельзя! Кто не с нами, тот против нас! Тоже библейские слова, и золотые! Или ты на стороне нового, или ты это новое в лице Иисуса Христа отвергаешь. Никакой середины нет, и быть ее не могло. Вот тогда-то ваша пресловутая часть человечества и разделилась. А кто на выбор не осмелился, того и записали врагами, уже без их на то желания. И теперь то же самое происходит. Кстати, господин лейтенант Керши, вы сами на чьей стороне?